Итак, восьмым лауреатом «большой» премии имени Аполлона Григорьева стал Александр Кабаков. Жюри предпочло его роман «Все поправимо» (М., «Вагриус») роману Анатолия Королева «Быть Босхом» («Знамя», №2) и шестой книге стихотворений Льва Лосева «Так я сказал» (СПб., «Пушкинский фонд»). Могло ли решение быть другим? Запросто. В речи председателя жюри Леонида Бахнова доминировала идея равенства соискателей. Повлиял ли бы иной судейский выбор на настроение публики, собравшейся в Овальном зале Библиотеки иностранной литературы? Не думаю. Двое награжденных (Льву Лосеву не удалось прибыть в Москву из заокеанского далека) лауреатству своему радовались чуть смущенно, а соседству -- без всяких примесей. Аудитория тепло встречала изящные и сердечные величальные речи (о Кабакове говорил Владимир Новиков, о Королеве -- Сергей Чупринин, о Лосеве -- Петр Вайль). Приятно было слушать выступавших, видеть букеты и дипломы, а после торжественной части закусывать блинами подобающие Масленице напитки. Полное бы «благорастворение», если б не ощущение рубежа, за которым могут обнаружиться как веселая новь, так и глухая пустота.

Дело не в том, что придуманная в 1997 году Академией русской современной словесности «григорьевка» позапрошлой осенью лишилась спонсорской поддержки и стала премией престижа. Дело в отношении к этой премии и к этому престижу. Да, можно назвать имена писателей (как удостоившихся лавров от Аполлона Григорьева, так и не снискавших этой награды), что всегда воспринимали премию как «свою», с интересом следили за предпочтениями критиков, появлялись на торжествах Татьянина дня (объявление тройки лауреатов) и широкой Масленицы (окончательное подведение итогов). Да, узнав о «банкротстве», критики единодушно решили премиальный сюжет продолжать по крайней мере два года, дабы все академики побывали членами жюри. Да, две безденежных «григорьевки» были организованы не хуже прежних. Все это так, но есть и другое: ныне экспертная премия, призванная хотя бы в какой-то мере напоминать о существовании гамбургского счета (конечно, «партийной выдумки» Шкловского, но и олицетворения высокой мечты), значима для очень узкого круга. Отнюдь не равного списочному составу АРСС, некоторые члены которой, мягко говоря, равнодушны к этой институции.

Являясь членом академии, я не могу и не хочу публично обсуждать ее внутренние дела, будь то досадные казусы прошлого или будущая судьба «григорьевки». Если кто-то из коллег полагает, что «бобик сдох», то он, возможно, и прав. Если кому-то просто надоело, тоже понимаю. «Пирожное кончается, ситро и леденец» -- мудрость детской песенки бесспорна. Равно как и другая мудрость -- о тысячекратном произнесении слова «халва», что не обогащает организм оратора желанной сладостью. Между тем, делая вид, что все может и дальше идти по-старому, АРСС невольно уподобляется этому мастеру разговорного жанра.

Приветствуя Александра Кабакова, Владимир Новиков размышлял и о перспективах. Инициатор создания «Академии критики» теперь считает, что приободрить АРСС должен прием в нее прозаиков и поэтов (прежде всего аполлонгригорьевских лауреатов). Он уверен, что времена «просто критиков» прошли, на повестке дня -- универсализм, а всякий молодой литератор (молодежь же, знамо дело, «барометр масс») имеет в запасе диссертацию, на рабочем столе -- роман, а при случае сочинит стишки, неотличимые от настоящих. Может, и верно, но не утешает. Потому что отплытие критиков на блаженные острова прозы и поэзии -- сюжет вечный, а не новый (удачно там обживаются далеко не все эмигранты). Потому что «универсализм» зачастую оказывается всего лишь расхлябанным эссеизмом. Потому что можно еще раз похоронить «критику», но пока не удавалось избавить общество от привычки оценивать литературные факты.

Я был бы рад видеть членами АРСС всех ныне здравствующих лауреатов премии Аполлона Григорьева, включая тех авторов (благо их всего двое из двадцати двух), что мне глубоко чужды. Я был бы рад славить хоть романы, хоть стихи своих коллег, коли они окажутся романами и стихами, а не чем-то еще. Я был бы рад, если бы премия обрела спонсора. (А если бы деньги шли из разных источников, как связанных с издательским, книгопродавческим, информационным бизнесом, так и от читателей-меценатов, был бы рад втройне.) Но даже если все это свершится, вопрос о судьбе АРСС и «григорьевки» останется открытым. Академия и ее экспертная премия будут жить (а не имитировать жизнь) только в том случае, если входящие в АРСС критики докажут (прежде всего себе), что их цех достоин жизни. Для чего нужны не вспышки энтузиазма, а твердая воля, готовность поступаться своими проектами и «партийными» предпочтениями, доверие к тем коллегам и той корпорации, какими нас сегодня Бог обидел. Или одарил.