N°62
09 апреля 2002
Время новостей ИД "Время"
Издательство "Время"
Время новостей
  //  Архив   //  поиск  
 ВЕСЬ НОМЕР
 ПЕРВАЯ ПОЛОСА
 ПОЛИТИКА И ЭКОНОМИКА
 ЗАГРАНИЦА
 КРУПНЫМ ПЛАНОМ
 БИЗНЕС И ФИНАНСЫ
 НА РЫНКЕ
 КУЛЬТУРА
 СПОРТ
 КРОМЕ ТОГО
  ТЕМЫ НОМЕРА  
  АРХИВ  
1234567
891011121314
15161718192021
22232425262728
2930     
  ПОИСК  
  • //  09.04.2002
Не верь себе
версия для печати
В 1999 году художник Семен Файбисович написал роман «История болезни». В 2002 году издательство «ЭКСМО-Пресс» выпустило его в свет, присовокупив две повести -- «Дядя Адик» и «Облако». То, что «актуальный художник» Файбисович не чужд изящной словесности, было известно и раньше: «Дядю Адика» напечатало (и отметило премией) «Знамя», рукописи других текстов гуляли по литературно-художественной Москве (их издание -- в ближайших планах «О.Г.И.»), эссе о политике и культуре появлялись в журналах и газетах. Публицистика Файбисовича радовала здравомыслием, наблюдательностью (фотограф и на письме фотограф), редкой по нашим скептичным временам пафосностью, юмором и профессиональным взглядом на искусство (полезным и в разговорах о политике). Даже не соглашаясь с автором, читатель пленялся его личностью. Временами казалось, что лепка собственного обаятельного образа заботит Файбисовича не меньше, чем проговаривание «заветных идей» или порицание очередных безобразий. В прозе этот эффект был еще сильнее. Чураясь вымысла (давно известно, что сказки и прочие «романы» -- сущий вздор), с тщанием «малого голландца» воссоздавая в словах забавные и грустные житейские случаи, напирая на «документальность» (хотя кто проверит, что было «на самом деле»?) и искренность (ох, тонкая материя), со зримым удовольствием вводя в тексты сексуальные и физиологические подробности, писатель изнутри подрывал «акынский» принцип («что вижу, о том пою»). Портреты, пейзажи, интерьеры и натюрморты служили колоритным фоном сквозного сюжета, начальный пункт которого автор обозначил завидно точным цитатным заголовком одной из повестей -- «Детство Семы». Далее -- по Толстому, Гарину-Михайловскому или Горькому. Только те стопорились на каком-то временном рубеже, а у Файбисовича «воспоминания» плавно перетекали в «дневники». Как у Герцена. Если искать поближе, у Лимонова. Или Гандлевского.

В этом плане «История болезни» ничем от прежних опытов не отличается. Тоже «одна правда». Довольно часто -- голая в самом прямом смысле. Проблема в том, что в эту самую «правду» поверить затруднительно. Вопреки могучей (без иронии пишу) воле автора, который снабдил протагониста собственными ф.и.о, набором профессий (фотограф, художник, эссеист, писатель) и внешним обликом, так же обошелся с остальными персонажами, время расчислил по календарю, повествование нагрузил памятными деталями (самые сильные -- московский ураган и дефолт 1998 года), а эпиграфом к роману поставил высказывание некоего А.Г. -- «Есть такие вещи, о которых не говорят. Ни с кем». Кстати, и книга, ради романа изданная, называется «Вещи, о которых не». Писатель хотел, чтобы мы приняли романное пространство за жизненное. Воля -- волей, но искусство (всегда, по определению, новое) требует чего-то сверх самого сильного авторского стремления высказаться.

Сюжет прост: жена рассказчика уходит к другому. Герой пытается остановить любимую. Перемежая ложные надежды и отчаяние, проходит сквозь «промежуточный период». Мучается после окончательного ухода жены. Обстоятельно планирует самоубийство (исчисляются варианты) и ставит об этом в известность бывшую супругу. Заболевает. С основательным подозрением на диабет попадает в больницу. Выздоравливает. В романе имеются: обстоятельные ретроспекции (отношения героя с первой женой, знакомство с избранницей, история их многолетнего супружества и проч. -- все с подобающей психологической и физиологической нюансировкой); «интимный» фон (отношения с друзьями, их реакции на семейную драму; отношения с отцом и его смерть); медицинско-больничная натура (детально расписанная симптоматика недуга, отношения с врачами, образы сопалатников и их байки). Все это должно сделать текст «объемным». Увы, не делает. Ибо вершины любовного треугольника занимают старые знакомцы: «поэт», «красавица», «буржуй» (антагонист богаче рассказчика и выше его по «социальному статусу»).

Не то беда, что схема эта сложилась в романтическую эпоху, была канонизирована (и нашпигована «грубой физиологией») модернистами (тексты Маяковского -- от «Облака в штанах» до «Домой» с незабвенным «А за что любить меня Марките?/ У меня и франков даже нет...» -- при чтении Файбисовича из головы не выходят) и прижилась в «низких жанрах» («За нашим бокалом сидят комиссары/ И девушек наших ведут в кабинет...» -- новейший вариант: «сидят бизнесмены... везут в Вашингтон»). Беда, что, кроме схемы этой, в романе ничего нет. «Поэт» страдает, проклинает неверную и -- поелику с ее уходом рушится миропорядок -- экстатически богохульствует. «Красавица» равна Марките, Кармен и прочим Коломбинам, любит только себя и «меркантильно» выбирает «молодого, длинноногого и политически грамотного». «Буржуй» и есть «буржуй», «собственник». Никакой любви, по многажды повторенному убеждению рассказчика, меж «предателями» нет и быть не может. Тому находятся всяческие «психологические» подтверждения. Вполне пустые. Ибо герой в них не нуждается (сам знает, хотя «потачкам» друзей радуется), а вменяемый читатель такой застарелой литературщины принять не может. В жизни (и большой литературе!) бывает все. Включая нежданно вспыхивающую любовь к прежде ненужному поклоннику. Даже если он богат, женат на другой, а у женщины славный дом и любящий муж.

Рабствование схеме -- катастрофический промах. Не героя-рассказчика (боль кого угодно ослепит), а писателя, не желающего от героя дистанцироваться. Этот «привет лорду Байрону» -- «новое слово»? Но ведь «все правда» -- персонажи «своими» именами названы! Любые «имена» не лекарство от схематизма, а достоверность «деталей» не спасение от банальности. Надо быть нравственным тупицей, чтобы, узнав о чужой беде, гундосить: «У всех жена ушла!» Надо быть Васисуалием Лоханкиным (последним романтиком, недаром изъясняющимся пятистопным ямбом), чтобы свято веровать: такое может стрястись только со мной. И самоирония, на которую так щедр Файбисович, тут не помогает. И выставление собственных язв (телесных и душевных) на всеобщее обозрение -- тоже. Я хуже всех, а потому всех лучше и этого не скрываю -- совсем не новость. Несчастная любовь -- великая тема. Требующая поэтического величия. Смелости, а не игры в смелость.

Рискованные сюжеты «из собственной жизни» -- типовой материал модернистского романа. «Свои» при этом обычно не худо разбираются в системе прототипов. Кому надо, знали, что в «Огненном ангеле» выведен треугольник Белый -- Нина Петровская -- Брюсов, а в «Петербурге» -- Блок -- Любовь Дмитриевна -- Белый. Может быть, имена главных фигурантов «Истории болезни» известны и большей аудитории -- но явно не всем потенциальным читателям. «Искренность» и «натуральность», призванные увести от фальши, сделать искусство «актуальным», работают только на укрепление шаблона. Какое дело нам, страдал ты или нет? Никакого, если твои боль и страсть равны тем, о которых мы и так знаем. Увы, не только из книг. Упоение собственной мукой отзывается не только смешным богоборчеством, но и презрением к тем самым читателям, каковых должно потрясти «новое слово». А между тем из них едва ли есть один,/ Тяжелой пыткой не измятый,/ До преждевременных добравшийся морщин/ Без преступленья иль утраты!../Поверь: для них смешон твой плач и твой укор,/ С своим напевом заученным,/ Как разрумяненный трагический актер,/ Махающий мечом картонным.

Бывает иначе. И тогда проблемы прототипов, сексуальной откровенности, жестокости, «новой формы» и старого как мир «содержания» уходят в тень. Это называется искусством. Не «актуальным» -- просто искусством.
Андрей НЕМЗЕР

  КУЛЬТУРА  
  • //  09.04.2002
«Чайка» Льва Додина на «Золотой маске»
Спектакли, как спиртные напитки, бывают разные. Одни с течением времени настаиваются. Другие, словно водка, годами не меняют вкусовых качеств. Третьи скисают. Додинская «Чайка» относится к первой категории. Впервые мы увидели ее на Театральной олимпиаде около года назад. Тогда мнения разделились (от «как всегда гениально» до «мы давно говорили, что Додин исписался»). Лично мне «Чайка» тогда не понравилась. На сей раз сомневаться в том, что чеховская постановка давно причисленного к сонму театральных небожителей питерского режиссера -- интересный и значительный спектакль, никому и в голову не пришло. Вроде ничего не изменилось, и все обрело глубину. Так коньячный спирт превращается со временем в отборный коньяк... >>
  • //  09.04.2002
Нам снова покажут хорошие британские фильмы
С 19 по 27 апреля в Москве пройдет третий, а стало быть, традиционный уже фестиваль «Новое британское кино». В течение апреля и мая ту же самую программу покажут в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге и Нижнем Новгороде, но начнут все-таки со столицы. В программе -- четырнадцать новых английских фильмов самых разных жанров... >>
  • //  09.04.2002
Юрий Кара хотел напугать, но получилось смешно
В прошедший weekend в многозальном кинотеатре «5 звезд» днем показывали «Гарри Поттера» и «Корпорацию монстров», а к вечеру меняли репертуар на более взрослые и радикальные картины. Рядом с мексиканским роуд-муви «И твою маму тоже» и британской историей про странных русских «Именинница» самым радикальным, конечно, оказался новый российский фильм «Я -- кукла». Недели две назад его показали киножурналистам на заседании пресс-клуба. Зал то и дело взрывался хохотом и аплодисментами: журналисты не могли сдержать своих чувств, отмечая таким образом самые одиозные штампы и несообразности картины. Российские режиссеры не очень любят устраивать специальные просмотры для критиков, предпочитая смешанный зал на премьере. Для такого выбора есть свои резоны: профессиональная аудитория циничнее и холоднее, в то время как непосредственные реакции «простой» публики зачастую помогают воспринимать картину ближе к замыслу авторов. Интересно, нашел ли этот фильм подходящих зрителей, которые смогли всерьез увлечься топорным сюжетом с карикатурными героями... >>
  • //  09.04.2002
В 1999 году художник Семен Файбисович написал роман «История болезни». В 2002 году издательство «ЭКСМО-Пресс» выпустило его в свет, присовокупив две повести -- «Дядя Адик» и «Облако». То, что «актуальный художник» Файбисович не чужд изящной словесности, было известно и раньше: «Дядю Адика» напечатало (и отметило премией) «Знамя», рукописи других текстов гуляли по литературно-художественной Москве (их издание -- в ближайших планах «О.Г.И.»), эссе о политике и культуре появлялись в журналах и газетах. Публицистика Файбисовича радовала здравомыслием, наблюдательностью (фотограф и на письме фотограф), редкой по нашим скептичным временам пафосностью, юмором и профессиональным взглядом на искусство (полезным и в разговорах о политике). Даже не соглашаясь с автором, читатель пленялся его личностью... >>
реклама

  БЕЗ КОМMЕНТАРИЕВ  
Яндекс.Метрика