Ничто не говорит о том, что где-то поблизости расположен населенный пункт, но здоровенный пикап Никиты Зыкова неожиданно съезжает с шоссе. Пять километров тряски по ухабистой дороге -- и мы оказываемся в ночной деревушке: ни одного столба с фонарем, ни единого звука вокруг. Привычная русская калитка, тропинка, дом. У плиты -- Анна в строгом платье и платке, за столом -- молоденькая девушка Ефросиния с книгой «Житие преподобного Василия Нового». У печи несколько молодых парней с чуть заметными бородками чистят винтовки. «Не страшно браконьерничать?» -- спрашиваю. «А кто ж нас поймает?» -- со смехом отвечают они на неуловимо странном русском языке. Это не российская глубинка. Мы в поселении русских староверов, в 170 км от Монтевидео, в Восточной Республике Уругвай, в Южной Америке.

У деревни нет официального названия, местные уругвайцы зовут ее Колония Офир, в счетах электрической компании она именуется Camino de los barbudos (Дорога бородачей). С середины XIX века -- царствования Николая I -- предки сидящих у печи молодых «бородачей-барбудос» начали селиться в Хабаровском крае, скрываясь от религиозных преследований, в начале 1930-х годов бежали от коммунистов в Манчжурию. Под Харбином прославились трудолюбием и опасным ремеслом: отловом живых тигров для зоопарков. После 1945 года коммунизм настиг староверов -- Манчжурия вошла в состав Китайской Народной Республики. В 1958 году чуть больше тысячи человек при помощи Красного Креста покинули КНР через британский Гонконг. Одни направились в Австралию и Новую Зеландию, другие -- в Бразилию, где при посредничестве Всемирного совета церквей получили 2500 гектаров в штате Парана.

Однако жара, неурожаи, низкие цены на зерно вынуждали харбинских староверов продолжать поиски земли обетованной. При помощи нью-йоркского Фонда Толстого часть из них обосновались в американских штатах Орегон и Аляска, в Канаде, Боливии, Чили. А 16 семей в 1966 году при поддержке правительства президента Хестидо приехали из Бразилии в Уругвай. Обрабатывали поначалу 51 гектар земли, работали по найму. Сейчас у староверов 800 гектаров, у каждой семьи по два-три трактора.

Никита сидит за столом, составляет компанию, но не ест. Староверам запрещается вкушать пищу (на сей раз это пельмени из мяса косули -- свежая охотничья добыча -- и домашняя сметана) вместе с иноверцами и даже использовать их посуду. Для меня накрыли стол в отдельной комнате и из дальнего угла буфета достали специальную посуду и приборы. В углу комнаты -- иконы, на буфете -- фотографии. Все они свадебные (других фотографий уругвайские староверы не признают, чужакам фотографировать у них строго-настрого запрещено): на них разные лица, эпохи и страны, но сохранившиеся во времени традиции и наряды. Остаться со староверами навсегда можно, надо лишь принять их веру и жениться. Недавно так сделал российский моряк -- осколок разорившегося и брошенного российского флота. «Очень хороший человек, очень душевно читает наши книги», -- говорит Анна.

Староверы не пьют чужую воду -- так демоны могут проникнуть в тело, не принимают алкоголь со стороны. На праздники готовят брагу из яблок. Собираются на поляне, старики обсуждают жизнь, молодежь танцует или играет в лапту. «Дерутся?» -- спрашиваю я с надеждой. «Бывает и подерутся».

На холме неподалеку -- полуразрушенный дом. «Наш один строил второпях, экономил, при первом же ветре и завалило», -- смеется Никита. «А где хозяин?» -- «На Аляске на заработках». Колонии в США -- штаты Орегон и Аляска -- большие и зажиточные. В Орегоне в основном рубят лес и строят. «Если видишь бородача на новой машине -- значит, наш», -- говорит Никита. Но старикам кажется, что в Орегоне уж очень много соблазнов для молодых. В 1967 году четверо строгих бородачей отправились из Орегона на Аляску и нашли более уединенное от цивилизации место -- возникло и разрослось новое поселение. На Аляске староверы занимаются рыболовством, имеют большой рыболовецкий флот, владеют крупными компаниями.

Женятся староверы рано -- в 14--15 лет, и браки заключаются только между единоверцами. Разводы запрещены за единственным исключением -- если кто-то из супругов угрожает другому смертью. До сих пор в деревне был всего один развод. Найти пару, особенно в небольшой колонии, нелегко. Помогает «диаспора»: родители посылают детей к единоверцам в других странах и на других материках, пусть поживут у родных и знакомых, приглядятся, может быть, найдут свою судьбу (чистящий у печи винтовку Иван приехал из Боливии и внимательно поглядывает на читающую Ефросинию).

Никита пару лет назад привез жену с Аляски. Чтобы не скучала по Америке, купил ей гигантский пикап Ford. Но Филонида все равно скучает, летает время от времени к родителям. Прасковье Берестовой уже под сорок, но она не замужем. Однако уругвайская колония известна среди единоверцев строгими нравами, в поисках невест сюда приезжают женихи из многих стран. И Прасковья не унывает, к тому же она лучшая вышивальщица в деревне, заказы на ее работы -- до 200 долларов за изделие -- поступают из многих зарубежных колоний, особенно из США. На доходы Прасковья вместе с братом Василием (очки, черная борода, жилет поверх подпоясанной рубахи) съездили на родину предков и познакомились с родными в селе Шивера Красноярского края.

Двадцатилетняя Агния Ануфриева вышла замуж и покинула свою родную колонию в Мато Гроссо (Бразилия) в 15 лет. У ее родителей 2 тысячи гектаров земли, несколько тракторов и автомобилей, сотовые телефоны. «Там дети ходят в бразильскую школу и учат португальский, мне было нелегко привыкать», -- говорит она. Дети староверов в Орегоне и на Аляске учатся в американских школах до шестого-седьмого класса, чтобы знать математику и английский.

В уругвайской колонии говорят исключительно по-русски и не отдают детей в местные школы, упорно сопротивляясь нажиму властей. Все дети по несколько часов в день занимаются в своей школе, в едином для всех классе, с преподавателем из своих же. Читают церковные книги на церковнославянском языке, изучают русский язык, арифметику и немного испанский. «Много и не нужно, чтобы получить заем в банке, и этого хватает», -- говорит 40-летний Марк Чупров, сосредоточенно латающий развешанные на кольях рыбацкие сети -- рыболовство в реках Уругвай и Рио-Негро начинает приносить ощутимый доход.

По единственной 300-метровой улице с дюжиной домов по обе стороны едет американский трактор Massey Fergusson с десятилетним мальчишкой за рулем. С ранних лет все в деревне работают: выращивают овощи, кукурузу, пшеницу, подсолнечник и ячмень для пивных гигантов Pilsen и Nortena. Женщины готовят творог, сыр и диковинную для Южной Америки сметану и продают, обходя дома, в провинциальном центре Пайсанду в 40 км от деревни. Староверы Уругвая не смотрят телевизор, не слушают радио, не читают газет, поездки в Пайсанду помогают им быть в курсе налоговой системы и национальной политики. «С телевизором начнутся проблемы, будет отвлекать от работы, да и обман там один», -- говорит стоящий у большого дома 70-летний Иван Берестов -- настоятель, избранный односельчанами читать молебны в праздничные дни. (Священников у уругвайских староверов нет, они так называемые беспоповцы.)

У Ивана окладистая борода (мужчинам запрещено бриться), традиционная яркая рубашка навыпуск подпоясана тесьмой, вышитый ворот. Одежду -- рубашки и сарафаны -- женщины колонии шьют сами, ткани и обувь покупают. Я достаю фотоаппарат, Иван просит ничего не фотографировать: «Наши будут смеяться».

До недавнего времени колония с сомнением относилась к врачам, но при родах умерла первая жена Чупрова, погибли несколько новорожденных, и сейчас в тяжелых случаях и при беременности староверы едут в провинциальный госпиталь. Стараются лишь не пить неосвященную воду и, поев мирской пищи, должны потом замолить грех -- число молитв соответствует проступку. Родители иногда находят припрятанные радиоприемники -- дети тайком слушают и танцуют. Что делают с радиотехникой? «Ломают или жгут», -- говорит Иван. Многие годы с ним спорил, ругался и нарушал картину всеобщего послушания деревенский знахарь Филат Зыков -- умерший в прошлом году отец Никиты, самый колоритный из местных жителей.

У Филата 11 детей, и для поддержания семьи он за свою жизнь чем только ни занимался: отливал иконы из бронзы, мыл золото, выделывал кожи. Но основная его страсть -- врачевание. Родился он в Манчжурии, учился у китайского фармацевта. Каждый месяц Филат на неделю приезжал в Монтевидео для приема больных, имел врачебную практику в Аргентине, ставил диагноз по пульсу, лечил травами и настоями. Несколько раз власти сажали его в тюрьму за незаконную практику, но пациенты устраивали публичные акции протеста, и департамент здравоохранения дал-таки Филату добро.

Его приемная была забита посетителями, русских обслуживал бесплатно. В китайском ресторане увидел как-то российского баскетболиста, приехавшего в Уругвай по контракту и попавшего в беду. Укрыл его у себя и отвез на ближайший самолет в Москву. Для сбора трав он на своем фургоне объезжал колонии единоверцев в Боливии, Чили и Аргентине, получал посылки из Китая, мечтал вырастить в саду русскую облепиху и сирень. В начале 90-х побывал вместе с женой в России на конгрессе эмигрантов и был потрясен обнищанием народа. Филат строго соблюдал посты, но слушал радио, смотрел телевизор, выпивал рюмочку анисовки перед тем как сесть за руль и переживал, что Америка стала сильнее России.

Сегодня собирает целебные травы и лечит уругвайцев старший сын Филата Арсений. Кроме того, он работает на мельнице, ищет любую возможность поднять семью. А это нелегко -- Уругвай переживает сложные времена, экономика буксует. Староверы равнодушны к политике, но в выборах исправно участвуют (это в Уругвае обязательно). «За какую партию голосуют?» -- спрашиваю. «Голосование тайное», -- смеется Арсений. «А как определиться с выбором, если не смотреть телевизор?» -- настаиваю я. «В газете читаю иногда новости -- про Россию, про Америку, про войну в Афганистане, но о политике размышлять некогда», -- говорит он. Сам он в уругвайских выборах не участвует. У него китайский паспорт (родился в Манчжурии), но собирается «справить» в консульстве паспорт российский и съездить на родину предков. Там он еще никогда не был, хотя по-русски говорит лучше большинства из нас.

В марте 1999 года уругвайские газеты запестрели истерическими заголовками: «Русские идут!», «Задержаны девять русских с арсеналом оружия и боеприпасов!», «Русская мафия в союзе с экс-КГБ у порога!», «Под угрозой основы безопасности страны!»

Тогда в столичном аэропорту Carrasco задержали две семьи русских староверов: 28-летних Антона Чупрова и Василия Ефимова с женами и детьми. Они прибыли в Монтевидео рейсом United Airlines из Портленда (США), сделав пересадки в Майами и Сан-Паулу. И лишь на уругвайской таможне в их багаже (15 коробок и несколько чемоданов) обнаружили завернутые в алюминиевую фольгу три винтовки 22-го калибра, охотничье ружье, пистолет и револьвер 22-го калибра, четыре оптических прицела, 5 кг пороха, 15 тысяч патронов, охотничьи ножи и устройства для изготовления патронов. На все вопросы представителей таможни и спецслужб Чупров и Ефимов отвечали немногословно, на ломаном испанском и английском языках, переходя то и дело на чистый, хоть и несколько устаревший русский: «Мы будем жить в поселении русских староверов и заниматься охотой».

Ефимову и Чупрову предъявили обвинение в контрабанде оружия и посягательстве на безопасность авиаперелетов. Прокуратура обещала серьезно расследовать деятельность русской колонии в Уругвае, из спецслужб в прессу просочилась «утечки» о том, что «по крайней мере один из задержанных может быть связан с международным терроризмом» и «прослеживается возможная связь с «русской мафией» и отставными агентами КГБ».

«Это обычное спортивное оружие, -- заявил между тем владелец одного оружейного магазинчика в Монтевидео. -- Достаточно достичь 18-летнего возраста и изучить соответствующую инструкцию, чтобы беспрепятственно его купить в Уругвае. Но здесь оно на 30--50% дороже, чем в США».

Тем не менее скандал достиг такой силы, что высказаться пришлось министру внутренних дел: фактов, указывающих на связи задержанных с терроризмом или мафией, нет. Российское посольство в Монтевидео заявило, что «сенсационный характер комментариев по делу дезориентирует уругвайскую публику и культивирует искаженный образ России и ее народа». Подчеркнув, впрочем, что задержанные не являются гражданами России. Василий Ефимов родился и жил в Уругвае, в 1993 году переехал в колонию староверов в Орегоне, женился, паспорт американский. Антон Чупров родился в Бразилии (паспорт бразильский), два года прожил в Уругвае у родственников, где подружился с Василием. Приехав на Аляску, женился, разыскал товарища, и вместе с семьями они решили вернуться в Уругвай. Родственники и односельчане Чупрова и Ефимова попросили власти перевести задержанных в ближайшую тюрьму, чтобы им в камеру могли передавать пищу, соответствующую 40-дневному великому посту. Через полтора месяца «террористов» отпустили, обязав регулярно регистрироваться в ближайшем полицейском участке.

В 15 км от Колонии Офир находится другое русское поселение -- Сан-Хавьер. «Мы с ними не имеем ничего общего, для нас они странные существа», -- говорят здесь о староверах. В 1891 году 22-летний российский подданный Василий Лубков вышел из православия и стал духовным лидером общины Новый Израиль, обосновавшейся в Закавказье. В 1911 году он побывал в США в поисках убежища для своих последователей. Страна ему не приглянулась, но там Лубков познакомился с уругвайским консулом Хосе Ричлингом. В 1912 году представители уругвайского президента Батлье и Ордоньеса приехали в Закавказье посмотреть на потенциальных переселенцев. Эмиссары столь высоко оценили трудолюбие и деловые качества последователей Лубкова, что уже 27 июля 1913 года крейсер «18 de Julio» и пароход Taоngarupa высадили 300 семей на берегу реки Уругвай в 164 км от Монтевидео.

По преданию, капитан крейсера, высадив людей на берегу девственных земель, сокрушался: «Погибнете вы здесь». Но через несколько часов, когда его угощали ухой, а со всех сторон уже стучали топоры, он изменил свое мнение. Сегодня место высадки называется Старый порт, там стоит небольшой обелиск в честь русских переселенцев. Они пережили страшную эпидемию кори в лагере для иммигрантов в Монтевидео и опустошительное нашествие саранчи 1920 года, но сумели поднять 25 тысяч гектаров целинных земель, которые им уступил Хосе Эспалтер, министр развития и сельского хозяйства и крупнейший землевладелец той эпохи. Россияне Лубкова создали первую в Уругвае сельскохозяйственную артель и принесли в страну новую культуру -- подсолнечник («Эти сумасшедшие русские выращивают цветы», -- смеялись аборигены), построили первые маслобойни, культивировали лен, экспортировали зерно. Диктаторские замашки Лубкова, слухи о его любви к молоденьким девушкам и белым автомобилям привели к расколу в колонии. Лубков, который переписывался с Лениным, в 1924 году вернулся в Россию и уже никогда не объявлялся в Уругвае.

За 88 лет Сан-Хавьер полностью ассимилировался с уругвайской действительностью, хотя в годы второй мировой войны жители Сан-Хавьера отправляли бойцам Советской Армии через Красный Крест посылки (варежки и свитера из уругвайской шерсти). Сейчас молодежь уже не знает русского языка и массово уезжает в столицу, сельское хозяйство в упадке, село в запустении. «Я всегда думал, что Гарсия Маркес увидел наше поселение во сне во всех его подробностях», -- пишет один из его жителей в газету, ссылаясь на столетнее одиночество Макондо.

В 1972 году к власти в Уругвае, как в то время во многих странах Латинской Америки, пришли военные. Грузовики с солдатами зачастили в Сан-Хавьер -- искали книги, оружие, радиостанции. Библиотеку клуба имени Максима Горького разгромили и сожгли. Что было из книг по домам -- люди сожгли сами или закопали в садах. Арестовывали выпускников советских вузов -- в 60-е годы молодые уругвайцы, среди них и многие этнические русские, выезжали в СССР на учебу. (Примечательно, что эти гонения не мешали военным властям сотрудничать с Москвой -- в 1979 году в разгар военной диктатуры Советский Союз поставил на строящуюся ГЭС Сальто-Гранде 14 турбин по 135 тыс. кВт).

«Попинали нас сапогами, поломали ребрышки», -- вспоминает Степан Жильцов, инженер-гидравлик с дипломом МЭИ, потерявший работу из-за учебы в Москве. Трижды бросали в тюрьму сельского врача Владимира Рослика -- выпускника Университета дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Рослик стал последней жертвой военщины -- его забили насмерть в апреле 1984 года, незадолго до крушения хунты. С требованием расследовать убийство Рослика выступили газеты, международные правозащитные организации, иностранные дипломатические представительства, нунций Ватикана и даже посольство США. Кстати, в Сан-Хавьере уверены, что военных на Рослика натравил местный врач-немец Велкер, который просто хотел избавиться от конкурента.

Между тем к староверам за годы диктатуры военные грузовики заезжали всего несколько раз, медленно проезжали по единственной улице, разворачивались и больше не появлялись. Серьезный повод для конфликта возник лишь однажды: для борьбы с конспирацией левых повстанцев-тупамарос военные власти запретили фотографироваться на удостоверения личности с бородой. По настоятельной просьбе староверов Колонии Офир для них сделали исключение -- военные на конфликт не пошли. Русские барбудос победили диктатуру.
Страна упрямых и неуступчивых

Восточная Республика Уругвай -- небольшая страна в Южной Америке, зажатая между Атлантическим океаном и гигантами Аргентиной и Бразилией. Война между ними и привела в 1828 году к созданию независимого государства к востоку от пограничной реки Уругвай (отсюда экзотическое название). Подавляющее большинство 3,2-миллионного населения -- выходцы из Испании и Италии; еврейская община (2% населения) -- одна из самых влиятельных на континенте. Коренное население -- воинственные индейцы племени чарруа -- полностью истреблено завоевателями. Останки последнего чарруа -- скелет №6565 -- хранятся в Париже, в Музее человека, стеллаж 27, шкаф 5. В 1833 году четыре раба-индейца -- среди них касик (вождь) Ваймака Пиру, шаман Сенакуа Сенаке, беременная Гуйунуса и молодой Такуабе -- были подарены французскому капитану и вывезены в Париж для «научного изучения»: индейцы демонстрировались за 5 франков как «редкий вид животных». Через два месяца от тоски умерли касик и шаман, год спустя умерла отданная в цирк Гуйунуса, а молодой индеец бежал с ее маленькой дочерью, и кровь чарруа растворилась во Франции. Сегодня Уругвай требует вернуть останки индейцев из парижского музея на родину.

От индейцев уругвайцы унаследовали упорство и неуступчивый характер. Именно этими качествами многие объясняют победы сборной маленькой страны на чемпионатах мира по футболу 1930 и 1950 годов. В 1972-м самолет с командой уругвайских регбистов (регби -- спорт привилегированных в Уругвае) потерпел катастрофу в Андах; чтобы выжить, спасшиеся спортсмены несколько недель питались мясом погибших товарищей. Уругвайцы не прочь упомянуть еще одно свое качество -- «креольскую нагловатость».

В Уругвае родился король танго Карлос Гардель, в столичном театре Solis танцевали Анна Павлова и Вацлав Нижинский. В 1934 году в Монтевидео залетел гигантский дирижабль Graf Zeppelin со свастикой на фюзеляже, а в 1939-м толпа на набережных Монтевидео наблюдала, как в четырех милях от берега британцы потопили германский линкор «Граф Шпее». Экипаж через Буэнос-Айрес вернулся в Германию, капитан Лангсдорф застрелился в гостинице, а после войны у побережья замечались таинственные германские подлодки, выгружающие людей и ящики.

В начале 60-х годов страна породила городских партизан -- тупамарос, ответом стала диктатура военных (1973--1985 годы). Торговля кожей, шерстью и мясом приносила когда-то значительный доход, сегодня страна зависит от малейших колебаний конъюнктуры гигантских соседей и переживает экономический спад. Между тем Россия до сих пор не может расплатиться за советские долги Уругваю (52 млн долл.): по межправительственному соглашению долг погашается рельсами Кузнецкого металлургического комбината. Когда-то страна суровых гаучо и тучных лугов, Уругвай стремительно стареет (прирост населения один из самых низких в мире) и в мечтах стремится стать банковской Швейцарией континента.