Две противоположные тенденции, наметившиеся в конце прошлого года, вновь заявляют о себе. Радикально обновившийся ExLibris НГ в жанре манифеста провозглашает наступление эры «постинтеллектуализма». От постмодернизма, мол, всех давно тошнит, умные слова, мысли и книжки вообще надоели, и поэтому «давайте будем хрюкать»: и нам (пишущим) проще, и читателю смешнее. Зато издательские «монстры», до недавней поры пребывавшие в блаженной «доинтеллектуальной» эпохе и заработавшие приличный капитал на масскульте, похоже, не уловили модных веяний и продолжают осваивать новое для себя поле гуманитарной литературы. Вслед за АСТ (где вышел очередной томик социофутуролога Элвина Тоффлера) за современную западную философию взялось и «ЭКСМО-Пресс». Впрочем, автор для этого шага выбран вполне адекватный: не какой-нибудь академический Джеймисон или Рорти, а давно успевший стать «культовым» у российской аудитории Джон Фаулз. В серии «Антология мудрости» выпущено его сочинение под названием «Аристос» (перевод Валерия Нугатова) -- книга, которая, по словам автора, «была впервые опубликована вопреки советам почти всех, кто ее читал». Сделав себе имя двумя большими романами («Коллекционер» и «Волхв»), Фаулз в середине 60-х, похоже, действительно решил «подставиться». Вдохновляясь идеями Гераклита («противоположность благотворна», «все течет...», «большие познания не учат пониманию»), он попытался создать философский трактат, отражающий мироощущение западного интеллектуала второй половины ХХ века -- агностика, склоняющегося к экзистенциализму. Понятно, что профессиональные философы должны были расценить это как посягательство дилетанта на чужую территорию, а массовый читатель наверняка ждал от Фаулза очередного романа. Но, видно, потребность выразить свое кредо не в зашифрованном, а в прямом виде оказалась сильнее. Конечно, подзаголовок книги («Размышления, не вошедшие в книгу Экклезиаста») можно счесть претенциозным (впрочем, у меня есть подозрение, что он придуман российскими издателями), а многие облеченные в афористическую форму сентенции (типа «счастье, по существу, -- это желание продлить жизнь в том виде, какова она есть; а зависть -- желание изменить ее») -- банальными. Тем не менее знакомство с изложенной Фаулзом на четырех сотнях страниц «философией здравого смысла» восьми тысячам читателей повредить не должно. Особенно в эпоху прогрессирующего «постинтеллектуализма».

Фаулз в жанре нон-фикшн представлен и в январском номере «Иностранной литературы», где в переводах Ирины Бессмертной и Ирины Тогоевой публикуются фрагменты его книги «Кротовые норы». Этот сборник эссеистики вышел в 1998-м, но собраны в нем тексты самых разных лет -- от заметок о «Женщине французского лейтенанта» (1969) и «Одиссее» (1978) до интервью 1995 года. «Одиссею», считает Фаулз, «должно быть, написала женщина»: ведь автор «просто помешан на вещах, которые принадлежат обычно молодым женщинам, но заставляют мужей держаться в стороне /.../ автору очень важны детали того, как принимают гостей, как помогают им совершать омовение, как они одеты, чем их угощают...» Насчет «Одиссеи» не поручусь, но пристальное внимание к деталям повседневного быта и подробное их описание в современной женской прозе -- факт очевидный. Сумочка, перчатки, настольная зажигалка, пижама с карманчиком, нож для чеснока с широким лезвием, слоеный пирог, луковый суп, белый плед из овечьей шерсти, ростбиф по-мексикански -- во всей этой паутине не сразу разглядишь, в чем, собственно, причина страданий героини опубликованного в том же номере «ИЛ» романа австрийской писательницы Бригитты Швайгер «Откуда в море соль» (перевод Екатерины Нарустранг). А причин в конечном счете две. Одна, непосредственная и острая, -- нелюбимый муж и аборт от любовника. Вторая, глубинная и неясная, -- своего рода комплекс отличницы. Будешь слушаться -- придет счастье, твердили героине с ранних лет; «если ты улыбнешься, получишь мороженое», а «снимок завтра появится в газете». Все обернулось «уловкой»: снимка в газете нет, счастья тоже нет, а мороженое есть, но тает.

Еще один образец актуальной «среднеевропейской» женской прозы -- сборник (1995) шведской писательницы Ингер Эдельфельдт «Удивительный хамелеон» (11 рассказов, пять переводчиков, общая редакция М. Людковской, поддержка Шведского Института), который выпустило издательство «Текст» в серии «Впервые». В «Скрипе» (парафраз «Трех медведей») одинокая героиня регулярно тайком заходит в квартиру соседей по лестничной клетке (ключ «под ковриком») с намерением что-нибудь украсть. Подробные описания деталей интерьера: свинки-копилки на комоде, «магнитки» на холодильнике, лампочки из IKEA над супружеской постелью. «Можно подумать, что все ваше накопительство и расчет и есть действительность -- ха-ха, говорю я». В «Выходном Хелены Петрен» одинокий пикник в городском парке (плед, минеральная вода) заканчивается тем, что внезапный прилив ненависти к окружающему беззаботному миру («Собака лаяла, пара целовалась, солнце светило, все шло своим чередом») заставляет Хелену мчаться домой («Цветы, диван с подушками, ванная, экстракт для ванн, горячая вода, клубком свернуться в постели»). И так далее. Радио есть, а счастьем опять же обошли.

Иная ситуация за океаном. Сокрушительный удар по сытым и закомплексованным европейским женщинам нанесла жительница Нью-Йорка Тама Яновиц, явив миру в 1996-м сумасбродный роман «На прибрежье Гитчи-Гюми». Тут все не как у людей. Семейка Сливенович, состоящая из непутевой мамочки и пяти ее отпрысков в возрасте от шести до 21 года (все от разных отцов) живет в брошенном трейлере где-то посреди глухой американской провинции. Мамочка сидит на джин-тонике, шестилетний Леопольд готовит на всю семью суфле из яиц, дочки Мариэтта и Мод готовы подраться из-за любого оказавшегося в их поле зрения мужика со «шпинделем», все радуются, если удается раздобыть лишнюю десятку-двадцатку, и мечтают перебраться в Калифорнию, где можно сделать голливудскую карьеру. Ад, кошмар, дно. И фонтанирующая, непредсказуемая, динамичная, эксцентричная -- короче, настоящая -- жизнь. Самоирония, оптимизм, позитивная по отношению к миру установка оказываются лучшими средствами для борьбы с комплексами, депрессией и унынием. Роман этот по преимуществу «разговорный» (нечасто встречаются 400-страничные тексты, в которых не менее 90% составляет прямая речь), и успех перевода во многом зависит от адекватного воспроизведения специфического юмора диалогов, где фразы летают между партнерами, как шарик по теннисному столу. За точность попаданий особое спасибо нужно сказать Вере Пророковой. И наконец, отметим, что роман Тамы Яновиц (выпущенный в рамках переводческой программы института «Открытое общество. Фонд содействия») открывает новую серию «За иллюминатором» (составитель -- Илья Кормильцев), в которой будут выходить «книги молодых зарубежных писателей, уже завоевавших мировое признание и претендующих на то, чтобы завтра стать классиками».

А кто же такая Эдита? -- спросите вы. И что такое шпиндель? Главные, по сути, персонажи.