N°107
19 июня 2008
Время новостей ИД "Время"
Издательство "Время"
Время новостей
  //  Архив   //  поиск  
 ВЕСЬ НОМЕР
 ПЕРВАЯ ПОЛОСА
 ПОЛИТИКА И ЭКОНОМИКА
 ОБЩЕСТВО
 ПРОИСШЕСТВИЯ
 ЗАГРАНИЦА
 КРУПНЫМ ПЛАНОМ
 БИЗНЕС И ФИНАНСЫ
 КУЛЬТУРА
 СПОРТ
 КРОМЕ ТОГО
  ТЕМЫ НОМЕРА  
  АРХИВ  
      1
2345678
9101112131415
16171819202122
23242526272829
30      
  ПОИСК  
  ПЕРСОНЫ НОМЕРА  
  • //  19.06.2008
Россия в поисках общенациональных начал
версия для печати
Вычесть имперское начало из нашей истории, из нашей традиции невозможно. Нравится это кому-то или нет, но в течение долгих веков формировалась привычка к бесконечному расширению, предпочтение общего -- частному, державного -- личному. И также всемирная отзывчивость. Масштабность. Открытость разным национальным мирам. Умение быстро перерабатывать чужое, делая его своим. Этот сгусток имперских идей, как сыворотка, воспроизводился в разных изводах русской культуры, от эпохи к эпохе приобретал новые формы, никогда не исчезая до конца. Даже в советское время.

Но в 1991 году, впервые за шесть веков, страна не просто потеряла отдельные территории. Она схлопнулась, сжалась. Без малейших шансов возобновить свою имперскую экспансию. По крайней мере в обозримой исторической перспективе. Русским школьникам следующих поколений придется объяснять, что «Севастопольские рассказы» Льва Толстого посвящены не украинской войне, а войне русской, потому что Крым когда-то был частью России; они будут верить, но с трудом. Поменялся вектор нашего развития; если раньше главной задачей было постоянное расширение вовне, то теперь появилась объективная необходимость удерживать территорию от потенциальной угрозы дальнейшего распада.

Но тут имеется существенная этнокультурная, социогуманитарная проблема, без решения которой решить задачу самосохранения, сбережения себя не удастся. Сейчас в России живет около 144 млн человек. То есть примерно 2,5% от мирового населения. Территория страны при этом составляет около 13% от всей мировой суши. Не 1/6, как во времена СССР, но тоже немало. Гораздо больше, чем мы можем полноценно освоить и заселить. Но впереди нас ждет еще более жесткая реальность. Смертность в России гораздо выше, чем в развитых странах, а рождаемость -- гораздо ниже, чем в странах развивающихся. По среднему прогнозу ООН (2002), в середине столетия нас останется 101,5 млн. И риск дальнейшего сокращения.

При 100 и тем более 90 млн населения, сконцентрированного в европейской части, мы не сможем избежать фактической колонизации. Не потому, что какие-то коварные силы за пределами России планируют ее захват. А потому что свято место пусто не бывает; если один народ не справляется с освоением своей территории, она неизбежно достается другим народам. Уже сейчас деятельные, работоспособные и непьющие китайцы перетекают с Дальнего Востока в Сибирь и берут на себя исполнение самых трудных экономических задач -- вплоть до зон рискованного земледелия. А Среднерусскую возвышенность все активнее осваивают выходцы из Средней Азии. Кому-то надо работать на многочисленных стройках, прокладывать дороги, выполнять тяжелые, непрестижные работы. Чем сильнее будет становиться российская экономика, тем больше будет дефицит рабочих рук.

Если ничего не делать, не проводить культурную политику «плавильного котла», то дети от смешанных браков будут ощущать себя скорее китайцами, таджиками, узбеками, азербайджанцами, чем русскими. С подобной проблемой так или иначе сталкивается сегодня весь цивилизованный мир, все страны «золотого миллиарда». Но в России она будет обострена до предела. Не в последнюю очередь потому, что Россия во многом потеряла свою собственную идентичность. Что значит быть сегодня россиянином? Внятного ответа на этот вопрос мы не получим. Что значит быть советским -- понятно, что значит быть русским или татарином -- более или менее, что значит быть москвичом, уральцем или сибиряком -- сравнительно ясно. Но -- россиянином?.. Молчание.

Поэтому наравне с задачей экономического роста мы в ближайшее время должны будем решить задачу гуманитарного самоопределения. То есть заново сформулировать, кто мы, из каких корней растем, на каких базовых принципах и общенациональных ценностях готовы строить свою новую общероссийскую цивилизацию. В известном смысле такой же поиск новой наднациональной идентичности ведет сейчас Единая Европа; но мы все же пока находимся на другой, предшествующей, стадии исторического процесса культурного самоопределения. Европа пытается прорисовать свой новый наднациональный образ из разнородной мозаики множества отчетливых национальных опытов; справляется ли она с поставленной задачей -- другой вопрос. Но прежде чем заняться тем же самым, Россия должна будет пройти через этап переосознания своих национальных начал.

И тут не нужно себя обманывать. Строительству единой общегражданской нации будет предшествовать неизбежный рост этнического национализма. Он был искусственно пригашен во времена империи, по инерции ослаблен и сейчас, но будет разрастаться тем сильнее, чем отчетливее россияне будут сознавать: империей Россия больше никогда не станет. Причем национальное чувство начнет обостряться не только у малых народов, но и у народа русского.

Проходя через серьезные испытания 90-х, психологически травмированный чувством утраты империи и процессом полной смены экономических формаций, на протяжении долгих лет он осторожно определял свою национальную идентичность -- через идентичность религиозную. Больше 70% опрошенных из опроса в опрос называли православие своей религией, хотя в церковь регулярно ходило и ходит не более 5% населения. Это значило, что слово «православие» в ответах на опросы заменяло собою другие слова: «этнос», «народ». Я русский, следовательно, я православный. Я православный, следовательно, я русский.

Сегодня от этого «бокового» самоопределения русский этнос переходит к прямому осознанию собственной уникальности. Отчасти компенсируя национальным чувством последствия исторического травматизма 1980--1990-х. Первые намеки на то, что национальное, этническое чувство у русских пробуждается, уже ощутимы. Об этих умонастроениях говорят публицисты, этнологи, этнографы; с ними начинают вести осторожную игру политики.

Как относиться к этому? Я бы сказал, во-первых, как к неизбежности. Во-вторых, как к очень серьезной опасности и страшному риску. В-третьих, как к неожиданному шансу пройти через болезнь и кризис и обрести здоровое чувство гражданской нации, которую связывает система общих ценностей и причастность единой исторической судьбе. Этническая принадлежность будет вторична, гражданская -- первична. Через культурно-этнический национализм -- к новому гражданскому патриотизму, который не противоречит стремлению стать частью глобального мира, -- вот формула предстоящего нам сложного и неоднозначного пути.

В чем опасность национализма, особенно когда он захватывает большие народы, заранее понятно. Россия -- страна многонациональная и многоконфессиональная; российский ислам -- явление не новое, а веками укорененное в государственной русской традиции, и русский национализм с его обязательной православной окраской вызовет болезненную реакцию других национализмов: татарского, башкирского, ингушского и т. д.; внутреннее политическое напряжение в результате может резко возрасти. Беда еще и в том, что сравнительно массовый национализм численно доминирующего этноса запросто может толкнуть элиты навстречу к одержимому фашизму. При малейшем неблагополучии в экономике, при первом же заметном провале в политике умеренный этнический национализм, как джинн, выпущенный из бутылки, может приобрести угрожающие, насильственные формы.

И в то же самое время на первом этапе формирования исторической нации именно национализм обостряет чувство принадлежности к единому народу, единому языку, к упованию на единую историю. Он окончательно отменяет имперскую идентичность, готовит психологическую почву для массового понимания, что есть свои национальные чувства и у других народов. И что причастность общей земле, общей истории предполагает наличие ценностного единства страны поверх этнических различий. Если с обостренным национальным чувством грамотно работать, не эксплуатировать его в ближайших политических целях, а локализовать и медленно перенаправлять в другое русло, оно может преобразоваться из опасного вируса в культурную прививку от шовинизма, в необходимый лечебный штамм.

Заранее нельзя сказать, какое из двух неразделимых начал национализма возьмет верх в России XXI века; случится ли фашизация массового сознания, а соответственно и политики, или произойдет наднациональное соединение большинства ради повторного обретения родины -- на новых основаниях. Это зависит от силы исторической инерции, от кропотливой и ответственной работы интеллектуалов, но также это зависит от напряженной работы правящей элиты. Куда она повернет и сможет ли, захочет ли предпочесть легкой дорожке, эксплуатации оскорбленного чувства национального достоинства -- тяжелый и опасный путь постепенного обретения гражданской нации?

Иными словами, как заметил как-то экономический мыслитель Александр Аузан, нам предстоит стать русскими не в том смысле, в каком русскими называли себя черносотенцы, а в том смысле, в каком все мы оказываемся русскими, как только попадаем за рубеж. Всякий, кто приехал из России и говорит здесь по-русски, -- русский. Будь он татарин, еврей, удмурт или бурят. Никого это не задевает и не обижает, потому что общий смысл термина понятен и в принципе устраивает всех. Если в России все будет складываться благополучно, то через полвека именно этот смысл восторжествует над узкоэтническим толкованием, и слово «русский» станет прилагательным, не перестав быть существительным. Если же все будет складываться неблагополучно -- мало никому не покажется.

Так что самые серьезные и по-настоящему судьбоносные проблемы российского будущего решаются сейчас не там, куда обращены взгляды прагматичных наблюдателей. По крайней мере не только там. Не в экономике как таковой. Они решаются в сфере культуры. В области массовых представлений о мире, человеке, стране, нации. Успеем ли мы мирно преобразовать постимперскую культуру в культуру одновременно локальную, национально окрашенную, и глобальную, открытую? Ощутим ли себя особой, самобытной частью Европы, не инкорпорированной в политические институты, но вовлеченной в общую цивилизацию? Или опять упустим исторический шанс, и нас окончательно снесет на обочину мировой истории, откуда можно, конечно, отстреливаться ракетами типа «Буран» и где можно защищаться новыми вакуумными бомбами, но откуда нет пути вперед, в будущее?

Если мы успеем, а я надеюсь на это, и будут сформированы -- с учетом имперской традиции -- общенациональные, общегражданские ценности новой исторической нации, то и задача адаптации мигрантов к условиям и принципам российской цивилизации станет в принципе решаемой. И тогда можно будет поручить главному, самому мощному и самому успешному «плавильному котлу», средней общеобразовательной школе, работу по формированию российского и русского (в том особом значении слова, которое было оговорено выше) сознания у детей мигрантов и детей из смешанных семей. Нам будет все равно, какая кровь течет в жилах приезжих; родство по языку, по общности исторической судьбы, по принадлежности к русской -- российской -- культуре будет необходимым и достаточным условием вхождения в тот самый «русский мир».

Только на этом пути мы сможем сохранить свою обширную территорию и продолжить мирное экономическое развитие. Гарантировать сопредельным странам территориальный покой и сырьевой порядок. Нагрузка и ответственность, которая ложится на культуру, просвещение, на все общественные институции, связанные с информацией, возрастает сейчас многократно. Но сами по себе культура и просвещение с той задачей, которая поставлена историей, не справятся.

Все уже смирились с мыслью о том, что в России XXI века будет господствовать мягкий авторитаризм. Или даже тайно желают этого. Поскольку полагают, что именно авторитарный режим наиболее подходит для этой безответственной, необузданной и рискованной страны. В отличие от русской демократии, которая непредсказуема и чересчур вольна. И от русского тоталитаризма, который чересчур воинствен. Так вот, должен со всей ответственностью сказать, что задача создания единой общегражданской нации, закономерными представителями которой станут все, кто согласен работать на благо России, в условиях авторитаризма неразрешима. Потому что в отличие от демократии, даже самой умеренной, он не предполагает честной, открытой общественной дискуссии. А без такой дискуссии поиск общих ценностных оснований снизу, со стороны общества неосуществим. В отличие же от тоталитаризма он не имеет механизмов всеобщего контроля за идеологией и не может насаждать общенациональные ценности сверху. Как это до поры до времени делала советская власть. Пока не одряхлела и не помягчела до умеренно авторитарного состояния. При умеренном авторитаризме задача формирования общегражданской нации решена не будет, а значит, либо будет потеряна территория, либо будет заменена цивилизационная основа культурной традиции. Такой роскоши мы себе позволить не можем. И определяться в ближайшие годы все равно придется. Либо -- либо. Либо строить отлаженную тоталитарную машину и запускать ее на полную мощь. Либо постепенно демонтировать жесткую вертикальную конструкцию и отказываться от манипулятивных технологий. Иначе нащупать новую ценностную шкалу, общую для профессора и шахтера, жителя мегаполиса и маленького города, сибиряка и петербуржца, не удастся. А без ответа на вопрос, что нас по минимуму объединяет, на каких основаниях строится российская -- русская -- цивилизация, невозможна внятная политика. Ни внутренняя, ни внешняя. Только политика шараханья из стороны в сторону.
Александр АРХАНГЕЛЬСКИЙ, журналист, автор и ведущий аналитической программы «Тем временем» на канале "Культура"


реклама

  ТАКЖЕ В РУБРИКЕ  
  • //  19.06.2008
Reuters
Взаимоотношения России с государствами -- членами ЕС и Западом в целом ухудшаются. Количество политических разногласий по поводу безопасности в Европе растет, не прекращаются дискуссии о роли и деятельности России, ЕС и НАТО в общей области их интересов... >>
//  читайте тему:  Россия и Евросоюз
  • //  19.06.2008
Вычесть имперское начало из нашей истории, из нашей традиции невозможно. Нравится это кому-то или нет, но в течение долгих веков формировалась привычка к бесконечному расширению, предпочтение общего -- частному, державного -- личному... >>
  БЕЗ КОМMЕНТАРИЕВ  
Реклама
Яндекс.Метрика