Из семи спектаклей, привезенных на Чеховский фестиваль Драматическим театром Штутгарта («Разбойники Ф. Шиллера» так до Москвы и не доехали), только один идет на большой сцене -- «Бременская свобода» Райнера Вернера Фассбиндера в постановке Жаклин Корнмюллер. Имя Фассбиндера известно даже тем, кто не видел ни одного его фильма. Это уже не имя, а гимн ненабунтовавшейся молодежи: бисексуал, алкоголик, кокаинист, враг общества, священное чудовище, ну и великий кинорежиссер тоже. Умер в 1982 году, в знаковом 37-летнем возрасте.

«Бременская свобода», пьеса и фильм (1972), -- его единственное сочинение на историческую тему. Героиня, Гееше Готфрид, лицо реальное: жила в начале XIX века, знаменита тем, что отравила двух своих мужей, детей, мать -- загубила общим счетом 30 человек. Принимала участие в последней публичной казни, состоявшейся в городе Бремене 21 апреля 1831 года. В этот день ей отрубили голову. Жаль, что не в детстве.

Тема «Бременской свободы» -- не столько преступления фрау Готфрид, сколько имманентная преступность буржуазного общества. Бездушное, жестокое, алчное, двуличное, оно, по Фассбиндеру, успевает прогнить задолго до того, как становится господствующим укладом, -- еще, так сказать, в недрах феодализма. Более того, оно успевает изуродовать мысли, чувства и желания своих врагов, превратить естественный и благородный протест в нечто патологическое, например в манию убийства. То есть Гееше у Фассбиндера -- жертва общества, как же иначе, но все-таки она сущий монстр. И именно потому, что она монстр, она ни в чем не виновата: какой спрос с монстров. Хотя, впрочем, ее невиновность не делает ее менее отвратительной. Однако как ни отвратительна Гееше, а общество еще хуже -- и мы приехали к тому, с чего начинали, давай по новой.

«Я не левый и не правый, я просто очень хорошо чую, когда где-то гниет», -- говорил о себе Фассбиндер. Это очень верно. Единственное, в чем, пожалуй, можно упрекнуть покойника, -- к себе он как-то не принюхивался.

Драматический театр Штутгарта не то чтобы знаменит, но хорошо известен своей антибуржуазностью, а еще более -- умной и выигрышной стратегией, которую десять лет назад выработал интендант (по-нашему «худрук») Фридрих Ширмер. Его театр -- полигон молодых талантов. Достаточно прийти и объяснить интенданту, чем твоя задумка интересна, чтобы получить право на постановку. Провалы Ширмера не пугают: каждый сезон у него выходит около двадцати премьер, а в репертуаре держится спектаклей сорок от силы -- больше оно и нельзя, чтоб вещи не портились от простоя. Однако гостеприимство не означает всеядности. У театра сложилась определенная репутация, у Ширмера есть свой личный, вполне устойчивый вкус -- в общем, ничего удивительного, что в штутгартском театре работают люди, как говорится, одной группы крови. Более того: привезенные в Москву спектакли заставляют думать, что этот театр уже прошел всем известный путь -- от полигона талантов до террариума единомышленников.

Жаклин Корнмюллер -- лидер второго ширмеровского призыва. Лидеры первого (Мартин Кушей, Эльмар Герден), заматерев, уехали из швабской столицы, и в этом тоже нет ничего удивительного: для людей театра есть места более привлекательные, чем родина «Мерседесов». Корнмюллер работает и, может быть, будет работать долго. Судя по спектаклю, Драматический театр Штутгарта должен быть ей дорог как зона свободного и даже нарочито заостряемого сценического высказывания. Здесь привыкли к резким жестам, обличительному пафосу, бесстрастно-откровенному физиологизму и т.п. Шокировать штутгартцев, вероятно, мог бы лишь человек, предлагающий поставить Расина, -- но такие здесь не ходят.

Спектакль «Бременская свобода» начинается с того, что на покатый настил выходит похмельный тип в одной майке и орет на весь зал (в Штутгарте -- 850-местный, в Москве -- полуторатысячный, примерно на треть заполненный): «Шнапсу!..» Это первый муж Гееше, грубая скотина Мильтенбергер. Майка на нем короткая, и актер Райнер Бок с удовольствием демонстрирует публике свой сморщенный уд. Подробность важна: Мильтенбергер, помимо того что сволочь и пьяница, плохо удовлетворяет свою любвеобильную жену. Такого не хочешь, а отравишь: к поступку героини Жаклин Корнмюллер относится с глубоко женским пониманием. Ничто феминистское ей не чуждо: ни сексуальная раскрепощенность Гееше, ни тем более желание взять мужнин бизнес в свои руки. «У меня есть воля, которую я осознаю», -- произносит актриса Геди Кригескотте, и топорный перевод как нельзя лучше соответствует ее интонациям. Актриса вовсе не стремится к тонкости, к детализации образа -- ко всему, что мы привыкли ценить в актерской игре. Слова «артистизм», «виртуозность» -- далеко не те слова, которые она хотела бы услышать. Виртуозность -- это в конце концов тоже буржуазная роскошь.

Не подумайте, однако, что спектакль Жаклин Корнмюллер груб или эпатажен, никоим образом. В «Бременской свободе» чувствуется режиссерский ум и осознанность эстетического выбора. Стилистика представления вполне четко сориентирована на немецкое искусство 20-х и начала 30-х годов, на время между Версальским миром и властью нацистов. В театре это, конечно, Брехт, в живописи -- «новая вещественность» (die Neue Sachlichkeit) с ее аналитичностью, подчеркнутой невыразительностью цветовых решений, постоянной темой человеческого отчуждения. Раздетая героиня Геди Кригескотте даже внешне похожа на «Сидящую обнаженную» Отто Дикса, и это, конечно, не случайно. Ранний Фассбиндер многим обязан Брехту и Диксу. Жаклин Корнмюллер очень хорошо понимает, что и зачем она делает. Мы в свою очередь должны понимать, что в современной Германии «могильщик капитализма» (равно как феминистка или защитник окружающей среды) -- это не только реализация своих убеждений, но и служба. Есть люди, и их немало, которые занимаются всем этим профессионально: по своему социальному статусу они близки бывшим советским «освобожденным партработникам».

Капитализм ничего не имеет против своих очередных могильщиков. Сколько его ни хорони, а он как зайчик из считалочки: «Принесли его домой, оказался он живой», -- и даже взбодрившийся после панихиды. Могильщики в свою очередь вовсе не желают похоронить капитализм окончательно: какой дурак захочет по собственной воле потерять работу. Нам остается лишь пожелать ему и им всяческого успеха в развитии симбиотических отношений.