25 декабря в Петербурге случилось событие чрезвычайной важности. С премьерой «Зигфрида» в пространство оперного искусства ступил режиссер, чье имя стало синонимом концептуального радикализма... >>

О том, что поэтом быть неприлично, мы узнали лет десять-пятнадцать назад. То есть слухи о том клубились и прежде, но как-то вяло. С одной стороны, цензура им не благоприятствовала: мол, стыдно за стихи должно быть только трутням и тунеядцам (вроде Бродского), а Егору Исаеву есть от чего преисполняться законной гордостью. (Да и классиков, всяких там пушкиных-плюшкиных-евтюшкиных мы врагу не отдадим.) С другой же стороны, на интеллигентских кухнях еще высоко котировались слова о «ворованном воздухе». Правда, в наиболее продвинутых кругах считалось, что Мандельштам уже воздух «украл», «выпрямительный вздох» сделал и на том поэзия кончилась -- один «советский писатель» остался. Пошучивали даже, что Тютчев стишки нарочно терял, Лермонтов ставил мундир и шашку выше виршей, Рембо своевременно подался в работорговлю, а Бродский сам признается: нечего, дескать, сказать ни греку, ни варягу, бумагу перевожу по инерции. Да, велись такие разговорчики под сурдинку и водочку (когда их не было?), но музыки они все же не делали. Гром грянул накануне новых времен -- примерно в ту пору, когда и обнаружился Тимур Кибиров... >>