Это, конечно, была красивая и светлая мысль -- о создании у нас аналогии изысканным европейским музыкальным фестивалям в деревенской местности. Курортный Плес с его одновременной отдаленностью и доступностью, с невероятной живописью (реального ландшафта и работавшего здесь Левитана), с его музыкой (медленной Волги и селившегося поблизости Шаляпина) и достаточно деликатной реконструкцией города, выдержанной со вкусом к началу XX века (так сделаны городские усадьбы, рестораны, кофейни, гостиницы), идеально подходил для ее реализации.

Партнерство президента фестиваля Алексея Шевцова (это одна из главных фигур в превращении старого Плеса в обновленный курорт) с художественным руководителем программ и пианистом Алексеем Гориболем стало настолько плодотворным, что уже второй по счету Левитановский фестиваль камерной музыки легко переигрывает в событийности параллельные столичные новости.

Апелляция к Локенхаузу (фестивалю Гидона Кремера с более чем 20-летней историей в маленьком австрийском селении), прозвучавшая на презентации годичной давности, оказывается не пустой и не демонстративной. В программах Левитановского фестиваля, отличных от других провинциальных событий, даже прилично профинансированных, звучит по-настоящему незаурядная изощренность замыслов и интерпретаций. И при этом она так мягко встроена в умелый, яркий артистизм подбора и исполнений, что пища для ума и души находится публике равно специальной и неискушенной.

Камерный фестиваль позволяет себе играть с эстетикой, культурной географией и масштабами. На открытии пел хор мальчиков и юношей Московского хорового училища им. Свешникова. Пел много русской музыки (приличествующие окрестному пейзажу духовные песнопения Бортнянского, Чеснокова, Кастальского, Рахманинова). Но также легко выстраивал ассоциативный мост в Европу -- тщательным исполнением Nelson-мессы Гайдна и редкого не то что в провинции, но даже в столицах Бриттена (The Golden Vanity, «Тщеты золота» -- водевиля для хора и фортепиано по старинной английской балладе).

И если вторая программа первого плесского уикенда -- дуэт Максима Рысанова и Якова Кацнельсона -- повторяла их сет, сыгранный днем раньше в Москве, то содержание следующих программ было уже абсолютно специальным.

Вторые фестивальные выходные открылись программой, задуманной и выстроенной Алексеем Гориболем к семидесятилетию Валерия Гаврилина -- автора настолько же известного, насколько недооцененного в российской музыкальной культуре. Блестяще сыгранные с Полиной Осетинской четырехручные «Зарисовки» (ставшие балетом «Анюта») и мастерски сделанная с Ларисой Костюк «Русская тетрадь», наиболее часто звучащий цикл из гаврилинской камерной музыки составили основу вечера.

Но главным, действительно лирическим центром всего фестиваля стало исполнение мало или не целиком известного вокального цикла «Вечерок» на стихи народные, самого Гаврилина, а также Гейне и Альбины Шульгиной. Прелестный и пронзительный цикл оказался замечателен не только точным кастингом (Яна Иванилова и Лариса Костюк составили утонченную пару тембров и темпераментов), но и ясным, успешным намерением исполнителей поставить цикл на то место, которое для него оставлено среди самых значимых европейских вокальных циклов (недалеко от Шуберта и Шумана).

Поэтому почти не странно близко к гаврилинской программе и «Вечерку» прозвучали три песни Малера на концерте-закрытии с участием солистов Большого театра, сделанные Гориболем и Еленой Манистиной тонко и сдержанно, неповторимо по звуку и ставшие для многих вторым событием фестиваля.

В концерте Большого театра еще был прозрачный Пуленк в исполнении Анны Аглатовой, «К жене» -- обаятельный цикл Александра Чайковского на стихи Олега Григорьева в исполнении Петра Мигунова и Шостакович, с мастерством и гибкостью спетый Маквалой Касрашвили.

Между Гаврилиным и Малером с Пуленком, легко нашедшими друг друга в умном пространстве фестивальной программы, еще был Бах -- столь же нетривиальный выбор для дачного музицирования на высоком берегу Волги.

Ансамбль The Pocket Symphony Назара Кожухаря укомплектовал концептуальную насыщенность Левитановских программ не карманным набором инструментов: кроме скрипок с жильными струнами, еще специально приехавшим клавесином (немецкой копией французского инструмента XVIII века), несколькими виолами да гамба, виолоном и траверсфлейтой, трудно привыкающими к климатическим условиям фестивального дома -- Шаляпинского дачного театра.

В эксклюзивной баховской программе, где Пятый бранденбургский концерт (с участием Михаила Дубова) играл роль старинного любимого друга, а Вторая сюита для флейты и струнных, скрипичные и виольные сонаты в оригинале и транскрипции (для двух виол и бассо континуо) в роли раритетов демонстрировали изящество и легкость манеры, стиля и инструментального мастерства, главным событием стали четыре контрапункта из «Искусства фуги» (два для четырех виол и два для клавесина в четыре руки), обещающие будущий цикл изысканных транскрипций. Уже теперь в них были бережный звук в тихом течении времени и соотнесенность баховской искусности с просвещенной открытостью и свободой современной барочной игры.

На финал фестиваля остался очаровательный дивертисмент оперных арий от Большого театра и на бис «Тарантелла» Гаврилина. Ни интеллектуализм концепций, ни пронзительное звучание редкостей в левитановские выходные не перегружали программы, одновременно игриво дачные, интеллектуально и эмоционально заостренные и ставшие художественным событием отнюдь не провинциального толка. По крайней мере в местном понимании провинциальности.