Брюс Чатвин. В Патагонии. Тропы песен. Пер. с англ. Ксении Голубович, Татьяны Азаркович. -- М.: Логос, Европейские издания, 2007.

«Самые убедительные описания человеческой неугомонности часто создавали люди, которые по той или иной причине сами вели неподвижный образ жизни: Паскаль из-за желудочных болезней и мигреней, Бодлер -- из-за наркотиков, Сан Хуан де ля Крус -- из-за решеток на окнах кельи». Этой довольно спорной сентенцией открываются дневники Брюса Чатвина, человека, придумавшего в свое время стиль трэвелогов в том виде, в каком мы наблюдаем их сейчас на страницах сетевых журналов и специализированных глянцевых изданий, пропагандирующих свободные путешествия как новый стиль жизни.

Сам Чатвин никогда не гонялся за модным «лайфстайлом». В середине 60-х, когда Чатвин, преуспевающий 25-летний эксперт аукциона Сотби по современному искусству, отправился в свою первую африканскую «миссию», продвинутая европейская молодежь еще не бросила клич «долой офисное рабство». Причиной его «неугомонности» стал нетривиальный невроз -- внезапно обнаружившаяся «аллергия» на социальную активность. Однажды утром Брюс Чатвин проснулся ослепшим -- в буквальном смысле слова. Мудрый окулист Патрик Тревер-Ропер посоветовал не паниковать, предположив, что «слепота» носит характер ситуативного невроза: «Вы слишком долго смотрели на картины вблизи, почему бы вам на время не отправиться в путешествие, посмотреть на широкие горизонты».

Уволившись из Сотби, Чатвин отправился в Судан, чтобы никогда уже не вернуться в мир искусства, который на расстоянии показался ему «претенциозным идиотизмом». «Ночью, когда я лежал без сна под звездами, города западного мира казались мне тоскливыми и чуждыми. Там-то во мне и начало пробуждаться чувство, будто я наконец вернулся домой».

В Африке Чатвин открыл культуру кочевников-номадов, которая сохранилась в неизменном виде со времен «Книги мертвых». В дальнейшем во всех своих трэвелогах-исследованиях он будет испытывать на прочность идею о том, что человек, согласно заложенной генетической структуре, склонен к кочевому образу жизни. Люди, согласно этой теории, мало чем отличаются от дарвинского гуся Одюбона, который, если подрезать ему крылья, пускается в странствие пешком. В городах они испытывают депрессию и меланхолию. Необходимость защищать имущество делает их жестокими и жадными. Заточение в четырех стенах противоречит самой природе человека, который на ходу и думает лучше, и живет легче.

Уподобившись легендарному Одюбону, Брюс Чатвин исколесил весь мир. Выхлопотав «теплое» место консультанта по искусству в Sanday Times, он легально кочевал по свету, привозя репортажи из Алжира, России и Афганистана. Знавшие Чатвина люди утверждают, что у него был редкий дар к налаживанию связей. Ему в два счета давали визу в СССР, где он получал возможность взять интервью у неблагонадежной Надежды Мандельштам; он приезжал в Киев в самый разгар казацких волнений; маоисты открывали перед ним «ворота» Великой Китайской стены, а афганские моджахеды помечали на карте места своих стоянок.

Следствием его хронической «неугомонности» стали три классических трэвелога -- «В Патагонии» (In Patagonia, 1977), The Viceroy of Ouidah (1980), «Тропы песен» (The Songlines, 1987) -- и непонятно где подхваченный ВИЧ, который Чатвин выдавал то за грибковую инфекцию, то за последствия укуса китайской летучей мыши.

Начало каждой его книги-путешествия подкупает простодушной «завиральностью» мотива. Бегство в Патагонию Чатвин оправдывает необходимостью отыскать останки доисторического динозавра. А странствие по континентальной Австралии -- попыткой понять, как на деле «работают» песенные маршруты аборигенов, увидеть которые не способен ни один белый человек. Только шаг за шагом, медленно и недоверчиво втягиваясь в его сомнительное предприятие, обнаруживаешь, что изначальная «легенда» оказалась исторически подтвержденной реальностью.

Привезенные из Австралии «Тропы песен» -- своеобразная книга-атлас, где пути аборигенских мифов причудливо переплелись с маршрутами самого Чатвина. Он написал эту книгу, чувствуя, что «дорожный этап жизни» подходит к концу и надвигается «недомогание оседлого существования», поэтому постарался до отказа наполнить ее свидетельствами своих прежних путешествий.

Волшебный миф аборигенов, согласно которому вся Австралия состоит из бесчисленного множества троп, единожды проложив которые предки сотворили мир посредством песен, эта красивая космогоническая сказка подтверждает «легенду» самого Брюса Чатвина о том, что мир должен быть сотворен человеком посредством скитаний и последующих рассказов обо всем увиденном. Земли не существует до тех пор, пока человек сам не увидит и не воспоет ее.

Трэвелоги Чатвина, если втянуться и довериться проводнику-автору, представляют собой довольно экстремальное путешествие. Он не пытается «отфотошопить» ландшафты, чтобы сделать их более привлекательными для туристов, и избегает сентиментальности и панибратства в характеристике местного населения. Его истории выглядят так, как если бы были записаны по ходу маршрута: живое описание встреч, стенограмма ироничных бесед, отрывки из записных книжек и умелое смакование приключений -- будь то «банальная» ночевка в пустыни или уникальное присутствие на совете старейшин. Впоследствии люди, которые узнавали себя в книгах Чатвина, обвиняли его во лжи и перетасовке фактов. На что он иронично отвечал: я не увлекаюсь полуправдой, я пишу правду, а потом сочиняю половину.

В современной Британии Чатвина почитают за изобретателя жанра и изучают в школах. Фанатом чатвинских трэвелогов называет себя культовый фантазер Нил Гейман, который так увлекся теорией «песенных троп», что написал по ее мотивам сюжет романа «Дети Ананси».В Рунете на поисковый запрос «Брюс Чатвин» выскакивает лишь подробная информация о фирме «Молескин», блокнотами которой писатель пользовался на протяжении всей жизни. Первое издание «Троп песен» вышло в серии «Леттера» («Земля письма»), где и в дальнейшем будут издавать книги неизвестных русскому читателю безумцев, которые возвели свободное путешествие в жанр литературного творчества и «пропели» землю, по которой ходили.