N°171
20 сентября 2007
Время новостей ИД "Время"
Издательство "Время"
Время новостей
  //  Архив   //  поиск  
 ВЕСЬ НОМЕР
 ПЕРВАЯ ПОЛОСА
 ПОЛИТИКА И ЭКОНОМИКА
 ОБЩЕСТВО
 ПРОИСШЕСТВИЯ
 ЗАГРАНИЦА
 КРУПНЫМ ПЛАНОМ
 БИЗНЕС И ФИНАНСЫ
 КУЛЬТУРА
 СПОРТ
 КРОМЕ ТОГО
  ТЕМЫ НОМЕРА  
  АРХИВ  
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
  ПОИСК  
  ПЕРСОНЫ НОМЕРА  
  • //  20.09.2007
Наталья Разина
Геннадий Беззубенков: В театре -- как в церкви
версия для печати
Мариинский театр открыл юбилейный, 225-й сезон оперой Глинки «Жизнь за царя» в постановке Дмитрия Чернякова. За пультом -- Валерий Гергиев, в партии Ивана Сусанина -- лучший бас Мариинки Геннадий Беззубенков, несущий на своих плечах огромный репертуар и придающий вес и блеск всем затеям худрука театра: от вагнеровских эпопей до русской классики, от Моцарта до Шостаковича и Прокофьева. Геннадий БЕЗЗУБЕНКОВ -- «домашняя» звезда, не уступающая приглашенным, часто даже выигрывающая и делающая понятие «русский репертуарный театр», каким является прочно инкорпорированная в мировой оперный процесс Мариинка, основательным и актуальным.

-- Геннадий Иванович, ваше место рождения -- Старая Вителевка Барышского района Ульяновской области. Что это за место?

-- Деревни уже нет, вместо нее сейчас распаханное поле. Колхоз развалился, все уехали. А когда я был мальчишкой, там домов семьдесят, наверное, стояло. Отец после войны умер, нас в семье было двенадцать детей, мать работала в лесничестве, со мной сидеть было некому, так что я переехал в соседний поселок в интернат.

-- Правда, что вы в детстве пели в церковном хоре?

-- Нет, это придумал кто-то. Вот мама в церкви пела. В нашей местности это было обычным делом. А я петь начал в школе-интернате, там хорошая была самодеятельность, у меня был высокий дискант, и я звонко запевал «То березка, то рябина», «Родина слышит...». Потом поступил в Челябинске в техникум, там тоже была самодеятельность. Потом перебрался в Куйбышев, окончил приборостроительный техникум, по специальности я инструментальщик. И снова пел в самодеятельности. У меня тогда был более баритональный тембр, низы я брал, но не так басисто. Потом армия -- служил в ансамбле песни и пляски Приволжского военного округа. Помню, приехали в Ульяновск, а там с концертами Евгений Нестеренко и Елена Образцова. Ребята мне и говорят: «Пойди прослушайся к Нестеренко». Я: «Да что вы, к такому мастеру...» Все-таки пришел к нему в гостиницу на высоком берегу Волги, он меня послушал и сказал, что надо обязательно учиться. После армии решил поехать к Нестеренко, а его как раз взяли в Большой театр в Москву. Что делать? Раньше без прописки не брали на работу, а без работы не давали прописку -- замкнутый круг. Евгений Евгеньевич посоветовал пойти в ансамбль ЛенВО к Николаю Кунаеву. Тот меня послушал: о, говорит, какой бас! Но жилья у нас нет, иди в капеллу. Так я уже был, но там и слушать не стали -- я ведь музыкально неграмотный, а в капелле надо ноты читать. Однако Кунаев позвонил руководителю капеллы Федору Михайловичу Козлову, тот собрал худсовет, меня послушали и сразу взяли.

-- Все-таки без образования?

-- Я в приволжском ансамбле немножко сольфеджио занимался. Параллельно с капеллой поступил в музыкальное училище имени Мусоргского, два курса там окончил. Торопился в консерваторию. Меня приняли в класс Николая Охотникова. Затем моими педагогами стали Борис Лушин и Надежда Вельтер.

-- Та самая, которая пела Графиню в великой «Пиковой даме» Мейерхольда?

-- Да. Она рассказывала, как у нее получилась знаменитая мизансцена, когда она в четвертой картине перед смертью случайно поднесла руку к голове, потом опустила ее на грудь, вышло, будто она пытается перекреститься, но не хватает сил, а Мейерхольд ей кричит: «Браво, падайте!» Надежда Львовна сама могла быть режиссером, такая умница. Мы с ней работали над Греминым, Кончаком, Сусаниным, и она требовала, чтобы певец не просто пел, а сразу давал образ. Она знала разные вокальные хитрости старых мастеров, ведь училась у Дмитрия Усатова, любимого учителя Шаляпина. А Усатов, в свою очередь, -- у прославленного Эверарди.

-- Как вы пришли в Мариинку?

-- Я проработал в капелле девятнадцать лет. В 89-м, когда праздновали тысячелетие крещения Руси, в Мариинском театре пел «Блажен муж». И как раз Надежда Львовна Вельтер через кого-то обратила на меня внимание Гергиева.

Пригласили выучить Ивана Хованского в «Хованщине». Премьеру записывали -- получилась хорошо. Стали потихоньку еще приглашать. Хотя в театре некоторые сомневались: могу ли я быть артистом, ведь в капелле надо просто стоять и петь.

-- Но вы один из лучших оперных актеров не только в Мариинском театре, а вообще в России, кажется, что у вас прекрасная драматическая школа.

-- Это больше природа. Я в жизни все подсматриваю. И еще мне очень нравился старый БДТ, я часто ходил, смотрел, как играют. Но до такого уровня трудно было дойти.

-- А почему сейчас певцы не учатся толком не только актерству, но даже тем вокальным приемам старых мастеров, о которых вы говорили?

-- Не думаю, что не учатся. Просто сейчас есть стремление к естественности. Звук стараются как-то особенно не «опирать», он получается такой... не скажешь, что бытовой, вроде и вокальный, но приближенный одновременно к речи и музыке.

Это к нам пришло с Запада, когда рухнул «железный занавес». До этого у нас большие мастера, например Пирогов, прикрывали сверху звук, вот так (поет), и если пели иначе, считалось, что это вроде и не пение.

-- То есть русская вокальная школа европеизировалась?

-- Получается, что да. Вот я сейчас по Ане Нетребко смотрю. Она молодец, постоянно занималась, на Западе уроки брала, слушала, впитывала... Но у нее все равно все как-то «на опоре».

-- Может, все же русским следует петь русский репертуар, итальянцам -- итальянский, а немцам -- немецкий? Или надо быть универсалом?

-- Во всяком случае, к универсальности надо стремиться. Вот у меня очень большой репертуар, свыше полусотни партий, наверное, но мне все-таки больше русские оперы по душе: Сусанин, Хованский, Пимен в «Борисе Годунове». И я знаю, что в них могу в большей степени самовыразиться.

-- Но недавно вы в «Метрополитен-опера» пели Хундинга в «Валькирии». А до этого Гурнеманца в «Парсифале», получив за эту роль «Золотую маску». Как вам дается Вагнер?

-- Много слушал записи Курта Молля, еще мне Эцио Пинца нравился, и Кипнис -- очень, и Гяуров. Но больше всех мне нравился, конечно, Борис Христов -- он и русскую музыку тонко пел, и западную просто здорово. Я в капелле многому научился, но немножко и потерял -- можно было выстроить басовый репертуар по-западному. Когда поешь Реквием Верди или Моцарта сборным составом, все равно ощущается разница между нашей школой и западной, она есть, что бы ни говорили. А с другой стороны, я вот пел в «Метрополитен» «Аиду», Рамфиса, с Ольгой Бородиной и Паваротти, Ливайн дирижировал, и оказалось, что певцы из разных стран, с разной школой соединяются замечательно. У Бородиной было просто выдающееся исполнение, это все газеты отметили. И Паваротти был в очень хорошей форме, хоть тогда и писали, что ему уже пора заканчивать петь, но тут он просто выходил на сцену, прислонялся к опоре, не двигался, а пел так, что публика была просто заворожена, его голос звучал молодо, легко... Вот эта легкость, мне кажется, и отличает западную манеру от русской -- там она присутствует в большей мере.

Кстати, о школах -- по моим наблюдениям, настоящая итальянская школа осталась только в Америке. Туда уехали все лучшие педагоги, потому что там хорошо платили. Поэтому в Италии хорошей школы бельканто, когда поют на столбе, на продохе, совсем мало. Бывает, не очень красивый голос, но он акустически так здорово выстроен, что звучит потрясающе, я просто завидую.

-- Есть вокалисты, которые говорят о голосе как об инструменте, а есть -- как о высшем существе, живущем внутри, которому надо служить. Как у вас?

-- У меня инструмент, наверное. Хотя певческий голос все-таки дается Божьим промыслом, ведь не у каждого он есть.

-- Уже будучи профессиональным певцом, вы много пели в церкви, в концертах. Есть какие-то отличия, кроме чисто стилистических, от пения там и в театре?

-- В церкви ценится более душевное отношение к песнопению. Чтобы за душу брало, чтобы слезы наворачивались. И в театре должна быть душа.

Но там в отличие от церкви помогают и оркестр, и режиссер.

-- Вам режиссеры разве помогают? У меня-то всегда ощущение, особенно в средних спектаклях, что вы работаете самостоятельно.

-- Нет, помогают. И Юра Александров -- он молодец. И Дэвид Фримен, просто замечательный режиссер, и Тони Палмер, который ставил «Парсифаля»: он так много знает о Вагнере, что от его рассказов сразу вырисовывалась картина. Англичане вообще в этом отношении сильны. И Грэм Вик -- я пел в его «Леди Макбет Мценского уезда» в «Метрополитен», он потрясающе это сделал. А Алан Маратра, который только что выпустил у нас «Любовь к трем апельсинам», -- каждый режиссер может позавидовать такому видению оперы.

-- Вы спорите с режиссером или вы послушный артист?

-- Стараюсь быть послушным. У нас настолько мало времени на каждую постановку, что не до споров, только бы успеть. Конечно, слушаешь, а в результате делаешь, как тебе ближе. Я считаю, самый главный талант режиссера -- заставить артиста раскрыться, чтобы тот мог на сцене передать то, что хочет режиссер, оставаясь самим собой.

-- А с дирижерами как у вас складываются отношения?

-- Раньше-то я со многими пел: с Домаркасом, Симоновым, Темиркановым, Ростроповичем. Когда Гергиев пригласил Евгения Федоровича Светланова на «Псковитянку», получился замечательный по музыке спектакль, очень мне понравилось, он просто выдающийся дирижер. Шарль Брюк прекрасно дирижировал Девятую симфонию Бетховена. Но Валерий Гергиев по своей музыкальности и энергетике мне ближе всех.

-- То есть для вас хороший дирижер -- тот, кто предлагает интересные трактовки, а не кто делает вам удобно?

-- Удобство пройденный этап. Интереснее тот, кто лучше чувствует музыку, кто содержателен музыкально. Раньше вообще дирижеры думали больше о том, как бы раскрыть вокалиста, чтобы он ставил ноту, а сейчас больше внимания музыкальной стороне в целом.

-- Вы могли бы, как те же Ольга Бородина или Владимир Галузин, петь все время на разных сценах, а в родной театр приезжать как guest star, как «бывший свой»?

-- Тогда надо уезжать из страны. Звали, но у меня тогда были маленькие дети и старенькая мать, я не мог все бросить. Можно, конечно, уехать, петь везде, а дома изредка появляться, но тогда здесь будут знать меньше. Но даже дело и не в этом. Я люблю Россию, люблю наш театр. С таким многообразным репертуаром, как у меня, приходится много репетировать, повторять, а значит, надо быть все время в форме и на месте.
Беседовал Дмитрий ЦИЛИКИН
//  читайте тему  //  Театр


реклама

  ТАКЖЕ В РУБРИКЕ  
  • //  20.09.2007
Выставка Андрея Гросицкого в Третьяковке
Мэтр отечественного нонконформизма художник Андрей Гросицкий на персональной выставке в ГТГ (Крымский вал, 10) представлен работами разных лет, собранными сотрудниками Третьяковки и галереей pop//off//art. Творческий путь Гросицкий начинал с оппозиционных официозу акций: участвовал в выставке в Доме культуры ВДНХ (1975), в квартирной экспозиции в мастерской художника М. Одноралова... >>
//  читайте тему:  Выставки
  • //  20.09.2007
Художник, известный как «хулиганствующий академик», скончался на 67-м году жизни после продолжительной болезни... >>
  • //  20.09.2007
Наталья Разина
Мариинский театр открыл юбилейный, 225-й сезон оперой Глинки «Жизнь за царя» в постановке Дмитрия Чернякова. За пультом -- Валерий Гергиев, в партии Ивана Сусанина -- лучший бас Мариинки Геннадий Беззубенков, несущий на своих плечах огромный репертуар и придающий вес и блеск всем затеям худрука театра: от вагнеровских эпопей до русской классики, от Моцарта до Шостаковича и Прокофьева... >>
//  читайте тему:  Театр
  БЕЗ КОМMЕНТАРИЕВ  
Яндекс.Метрика