Россия впервые за многие десятилетия получила шанс вырваться из состояния перманентного экономического кризиса. Шанс этот представился в результате четырехкратной девальвации рубля в 1998 г. и трехкратному росту мировых цен на нефть. Избрание новой власти лишь увеличило ожидания радикальных экономических реформ: впервые в одно время и в одном месте под названием Россия совпали политическая воля, невероятно благоприятная внешняя конъюнктура и, что важно более всего, ясное понимание у властей, что и как надо делать.

А дела тем не менее наперечет. Глава правительства Михаил Касьянов из месяца в месяц повторяет, что кабинет действует строго в соответствии с принятой программой, но складывается впечатление, что вот-вот правительство безнадежно отстанет от плана. По большому счету список выполненных дел исчерпывается проведением через Думу нескольких глав Налогового кодекса и созданием «консервативного» проекта бюджета-2001, что в нынешней ситуации с доходами нетрудно. Запланированная на осень реформа естественных монополий так и застыла в планах: либеральное крыло правительства никак не усмирит энергию Николая Аксененко, давно уже реформировавшего деятельность МПС по своему плану, в РАО «ЕЭС» инициативу у властей перехватили миноритарные акционеры, а разговоры о реструктуризации «Газпрома» вообще прекратились.

Еще хуже с банковской реформой. Михаил Касьянов говорит, что для определения стратегии действий в этой сфере ему нужно «посидеть полчаса» с Виктором Геращенко, однако, похоже, сильно переоценивает свои возможности. Результатов нет даже после того как с г-ном Геращенко час «посидел» Владимир Путин. Всякое обсуждение в правительстве проблем банковской сферы стопорится, как только кто-нибудь из участников заявит, что пока во главе ЦБ находится Геращенко, обсуждать нечего. Отчаявшись найти общий язык с главным банкиром страны, в Белом доме сосредоточились на реформе банков, подведомственных правительству.

Независимые экономисты между тем оживленно дискутируют, возможны ли вообще реформы в тот момент, когда в государстве наступает финансовая стабильность. С одной стороны, казалось бы, когда еще и проводить реформы, если не имеешь специальной цели действовать методом шока (на это, кстати, в течение всего последнего года неустанно обращает внимание российских властей МВФ). А с другой -- ну чего же искать добра от добра? Промышленный рост идет, инфляция снижается, валютные резервы растут так, что только успевай радовать МВФ и прочую прогрессивную мировую общественность. Реформы, утверждают экономисты-практики, удаются только в моменты кризиса, когда из-за боли пациент согласен на любую операцию. Впрочем, хотя вторая точка зрения и выглядит более реалистичной, она не выдержала испытания Россией: ее с блеском опровергло посткризисное правительство Евгения Примакова.

Международный валютный фонд прогнозирует, что по итогам 2000 года экономический рост в России достигнет 7% -- больше, чем у всех развитых стран или стран СНГ (за исключением Туркмении). Тем не менее вопросы о том, все ли сделано, чтобы поддержать этот рост, и что нужно сделать, чтобы он не прекратился, остаются открытыми.

Газета «Время новостей» адресовала эти вопросы четырем экспертам, занимавшим или занимающим высокие должности в правительстве и ЦБ -- советнику президента Андрею ИЛЛАРИОНОВУ, министру экономического развития Герману ГРЕФУ, директору «Центра развития» Сергею АЛЕКСАШЕНКО и зампреду бюджетного комитета Госдумы Геннадию КУЛИКУ. Их ответы - в статье "Реформы и богатство - две вещи несовместные".