Эта история вполне могла бы стать основой сценария художественного фильма о нелегких, таинственных судьбах шедевров искусства. И занять свое законное место где-то между экранизацией бальзаковского «Неведомого шедевра» и фильмом «Подпасок с огурцом» телесериала «Следствие ведут знатоки».

В 20-е годы прошлого века Эрмитаж «поделился» с московским Музеем изящных искусств имени А.С. Пушкина. В числе шедевров Рубенса, Боттичелли, Бронзино привезли и очень хороший портрет кардинала Антониотто Паллавичини, выполненный в первой половине XVI века. Автором портрета считался ученик великого венецианского художника Джованни Беллини Себастьяно дель Пьомбо. С атрибуцией «Себастьяно дель Пьомбо» портрет провисел до начала XXI века в зале №6. Жил себе там тихо и спокойно. Сенсация случилась внезапно. В 2002 году вышел каталог-резоне итальянской живописи коллекции ГМИИ. Автор-составитель, хранитель отдела итальянской живописи музея Виктория Маркова категорично и властно «забрала» Паллавичини у Себастьяно дель Пьомбо и «отдала» его более знаменитому современнику, тоже венецианцу и тоже ученику Джованни Беллини -- Тициану.

Вчера картину вернули в зал после реставрации и показали журналистам. Портрет великолепен. Набухшая влажным венецианским воздухом палитра по-беллиниевски светоносна и щедра. Рядом с портретом стояла Виктория Маркова и защищала свою атрибуцию. Интригующие события в истории портрета начались вскоре после его окончания. В XVII веке портрет находился в собрании великого фламандского художника Антониса ван Дейка. В альбоме итальянских зарисовок, сделанных ван Дейком в 1622--1627 годах, рядом с зарисовкой портрета Паллавичини стоит надпись Tiziano. Та же надпись и в каталоге собрания ван Дейка. Атрибуция «Тициан» сохранялась и после приобретения портрета в XVIII веке Пьером Кроза, и после приобретения собрания Кроза Екатериной II в Петербург, и вплоть до десятых годов XX века. Александр Бенуа, например, считал портрет одной из лучших работ Тициана.

И вдруг, точно по логике правильного советского детектива «иностранные агенты», а проще говоря, искусствоведы начала прошлого века Отто Мюндлер и Лионелло Вентури совершили «интеллектуальную диверсию». Лишили лучший музей лучшего Тициана и заочно переписали его на имя менее известного дель Пьомбо. А доверчивые советские искусствоведы повелись на эту «дезу» и поменяли этикетки, не проверив. И только сейчас, когда и параллели в римский период (1545--1546) творчества Тициана обнаружились (он выполнил сходную по композиции копию знаменитого рафаэлевского портрета папы Юлия II), и во время реставрации подтвердился метод работы, Тициан обрел себя.

Все хорошо. Но я спросил: «А почему же Эрмитаж в свое время с исторической атрибуцией легко распрощался и на финт забугорных диверсантов поддался?» Госпожа Маркова мне ответила, что, дескать, профессиональное мнение так высоко тогда не ценилось, да и некоторая условная манера исполнения отдельных деталей говорит о том, что Тициан у нас все-таки чуть-чуть коллективный: и ван Дейк руку приложил, и безымянные «подновляльщики» более позднего времени.

Тут меня осенило: в самых достойных детективах на тему истории шедевров развязка должна быть непредсказуемая. Вот моя версия. Иностранные спецы начала прошлого века не хотели нашу страну великими именами обокрасть. Просто они вошли в негласный договор с будущей московской администрацией и атрибутировали картину так, чтобы ее поскорее в Первопрестольную из Эрмитажа списали. В ГМИИ она висела до поры до времени, и тайну ее хранили только преданные музею ученые. Пришло время. Завещание московских градоначальников вековой давности распечатали. И Москва сенсационно Тицианом «приросла». Хеппи-энд круче, чем в «Подпаске с огурцом».