Изданный «Новым литературным обозрением» том «Самиздат Ленинграда. 1950--1980-е» по праву именуется «литературной энциклопедией». Хотя о подпольной питерской культуре второй половины XX века написано совсем немало, будущему исследователю никак не обойтись без трех основных разделов увесистого тома -- «биографического словаря» (он, естественно, занимает большую часть книги), перечня «изданий, групп, акций» и увлекательной «хроники событий», имевших место между смертью Сталина и приходом свободы. Замечателен и фотораздел «Самиздат в лицах». Тут несчастье (ни в какую энциклопедию не вобьешь портреты всех ее персонажей, да и не все добудешь) помогло счастью: резко индивидуалистическая, в большей или меньшей мере ориентированная на модернизм, неофициальная культура могла существовать лишь как «общее дело частных лиц» -- перемещение фотографий в отдельный блок, чередование портретных и групповых снимков выразительно свидетельствуют об этом родовом свойстве всякого андерграунда.

Энциклопедия -- жанр беспристрастный, предполагающий чистую фактографию и бегущий оценок. Но так бывает только в теории, на деле же любой словарь утверждает ценности своих составителей и стоящей за ними референтной группы. Поздние советские энциклопедии, в особенности «тематические», вроде «Мифов народов мира» или Словаря русских писателей, формировались в процессе ожесточенной, хотя и не слишком зримой стороннему наблюдателю борьбы «хозяев» -- носителей и охранителей партийной идеологии -- и «работников», не только авторов, но и издательских редакторов. Сейчас о такой борьбе речи нет -- власть (пока!) не слишком интересуется шевелением гуманитарной мысли, а независимые издательства (в том числе «НЛО») публикуют тех авторов, что им близки. Что, разумеется, прекрасно, хотя и вносит в энциклопедические сюжеты свежие обертоны.

Никакой беспристрастностью в «Самиздате Ленинграда» и не пахнет. Восхищение талантливыми свободолюбцами и гнев на их гонителей, радость от давних побед и безысходная скорбь по загубленным и искалеченным человеческим судьбам слышатся едва ли не в каждой словарной заметке, посвящена ли она тем, кто сейчас почитается классиком (Ахматова, Бродский), или извлеченным из глухой безвестности поэтам, прозаикам, эссеистам и публицистам. Присущее и традиционным справочникам «выравнивание объектов» здесь становится особенно энергичным и целенаправленным: гении и графоманы, мученики и провокаторы, люди, случайно свернувшие на опасную дорожку, и те, кто сознательно торил тропу, мечтая превратить ее в магистраль, на какое-то мгновение теряют различия (четко в словарных статьях обозначенные!) и предстают солдатами (от рядового до фельдмаршала) единой армии. Так энциклопедия превращается в апологию.

И вероятно, иначе быть не могло. Потому что все авторы книги -- бойцы той же армии. И «Самиздат Ленинграда» для них не история, а судьба. Вячеслав Долинин с 60-х годов занимался распространением самиздата, собирал информацию для «Хроники текущих событий», печатался в журналах «Сумма», «Часы», «37», в 1982-м был осужден по 70-й статье на четыре года лагерей и два ссылки... Борис Иванов (его перу принадлежит включенная в книгу концептуальная статья «Литературные поколения в ленинградской неофициальной литературе») уже в 60-х составлял письма протеста и собирал подписи, участвовал в работе ряда неформальных объединений, был основоположником и редактором журнала «Часы», соучредителем и лауреатом легендарной премии Андрея Белого... Борис Останин, расставшись в 1972-м с государственной службой и научной карьерой, двадцать лет работал то сторожем, то истопником, был соредактором «Часов», одним из основателей Клуба-81, организатором неформальных конференций, посвященных новому искусству, и при этом азартно переводил Ионеско, Камю, Кастанеду, Тибетскую книгу мертвых... Дмитрий Северюхин (им осуществлена общая редакция энциклопедии) публиковался в «Часах», составил словарь «Художники русской эмиграции», занимался историей русского футуризма... Несходство этих четырех судеб очевидно -- и так же очевидна их зарифмованность. Как очевидно стремление авторов сочленить, зарифмовать, свести в едином узоре обычное и невероятное (как всегда бывает) разнообразие личностей, прикосновенных к самиздату Ленинграда. Порой интересных вовсе не тем. А порой -- и просто неинтересных.

Не надо спрашивать, мыслима ли питерская подпольная культура в отрыве от московской провинциальной. И о том, сколь крепко сцеплен самиздат с либеральной «дозволенной» словесностью, -- тоже не надо. И о болезненных (во всех смыслах) изгибах существования в подполье -- тоже. «Правильные» ответы авторы знают лучше, чем мы. (Все «законные недоумения» легко обнаружить в книге, чей пафос прямо им противостоит.) Знают, потому что прошли сквозь ад, который теперь кажется потерянным раем. Их право, их дорого стоящий выбор, их судьбы. Нас там не стояло.