Куратор Московского центра искусств Марина Лошак любит авангард. И соответственно, любит крестьянское искусство. Не в этнографическом его варианте -- избыточном и научном. Марина Лошак, как художники-авангардисты, ценит наивное искусство за смелость и непосредственность. И показывает его не длинными рядами, а уникальными предметами, шедеврами, которых много не бывает. Выставка «Крестьянское искусство Русского Севера» из собрания Михаила Сурова -- продолжение. О первой выставке из стотысячного собрания знатного вологодского бизнесмена, врага музейных работников и нелегальных эмигрантов, депутата местного законодательного собрания, председателя «Вологодского народного движения» мы писали два года назад, когда набелки, светцы, рубеля, трепала и расписанные филенки его коллекции впервые были выставлены в Московском центре искусств. Тогда в Москву привезли вещи эффектные, но малопонятные. Их очевидная сегодняшняя бесполезность облегчала задачу куратора -- показать не этнографические находки, а чистое и высокое искусство. Во второй серии оказались предметы, более доступные пониманию современного зрителя: детские люльки, санки, прялки. И потому вызывали они не только художественные, но и жизненные ассоциации.

Нарядные маленькие санки, смело расписанные геометрическими узорами, собраны на торцевой стене галереи и кажутся издали непонятным ярким притягивающим пятном. Чтобы разглядеть их конструкцию, надо пройти вдоль ряда люлек, которые в строгом пространстве галереи смотрятся как настоящие художественные объекты, свободные от быта. Марина Лошак выбрала люльки на свой вкус: минималистские, украшенные одним-двумя знаками, скромной резьбой в головах -- стильные и элегантные. Даже удивительно, как точно крестьянское искусство соответствует нынешнему высокому вкусу. Строгие и рациональные, отточенные веками формы различаются не деталями. Их не копировали, на поток не ставили -- каждый раз создавали наново. Не слишком часто: люльки передавали из поколения в поколение, перекрашивали, подновляли, писали новые даты рождения. Дизайнерских школ не было, а творческие импульсы били в каждой буквально деревне, и папаши их привольно реализовывали. Разнообразные по форме люльки, сразу видно, отличались и содержанием. Ведь как жизнь начнешь, так и проведешь. На выставке сразу становится понятно, что все человеческие существа, рождавшиеся до начала индустриальной эры, начинали жизнь без унификации, всяк по-своему. У одного люлька была плетеная, у другого -- резная, кого-то укачивали в кроватке с языческим солнечным знаком, кому-то писали благое пожелание, «чтобы ум водил» новорожденным. Конструкция тоже каждый раз немного другая, по-разному устроены ручки и борта. В общем, штучные товар, не то что нынешние однообразные и дорогие чудеса техники. Суров утверждает, что изображение представительного мужчины на одной из люлек -- портрет ветреного папаши, оставленный, чтобы дитя родителя в лицо знало. Кроме люльки, согласно его информации (приходится верить), папаша оставил на память о себе еще и серебряный рубль.