Сценическую жизнь великой актрисы определили две взаимоисключающие черты -- лирика и гротеск. Она умудрилась совместить их в неразрывное целое. Могла оставаться предельно естественной в рамках строго выверенной сценической формы и быть отстраненно-ироничной в самых проникновенных местах. Конечно, не последнюю роль в этом сыграла ее довольно продолжительная театральная связь с Мейерхольдом. Трудно понять, почему эта уроженка Замоскворечья, выросшая в суровой и мещанской среде, оказалась так кстати в театре левацки-эксцентричного «темного гения». Но факт остается фактом, а ее Стелла в «Великодушном рогоносце» по сей день является едва ли не главным примером мейерхольдовской биомеханики. Невысокого роста и довольно полная, Бабанова действительно была на удивление подвижна и пластически выразительна. Это понятно и по фотографиям других ее мейерхольдовских ролей -- Марьи Антоновны в «Ревизоре», Полиньки в «Доходном месте» и, конечно же, Боя из ура-революционного «Рычи, Китай!»

О мальчиках-боях вообще разговор особый. Бабанова считалась гениальной травести, и неистребимую детскость сохранила до конца жизни. В ней никогда не было кокетства и того женского (дамского) сексапила, который так ценило партийное и военное начальство в советской театральной звезде Алле Тарасовой. И который вообще был в те годы в моде. Она всю жизнь оставалась женщиной-девочкой, а иногда и женщиной-мальчиком. Была гениальной Джульеттой (одна из лучших ее ролей, сыгранная в Театре Революции у Охлопкова), но никогда не смогла бы стать Гертрудой. Даже знаменитую арбузовскую «Таню», едва ли не самую коронную свою роль постмейерхольдовского периода, она играла с поистине девической грацией. И уход Германа в этом спектакле можно было объяснить довольно просто: он уходил от девочки к женщине.

При очевидных преимуществах у этой бабановской особенности были свои недостатки, которые с годами стали доставлять ей все больше неприятностей. Стареющей актрисе не шли юношеский задор и почти подростковая пластика, и прощание с молодыми ролями (чего стоило хотя бы снятие с роли Любки Шевцовой из охлопковской «Молодой гвардии») оказалось мучительным. Но Бабанова переждала, пока старые поклонники перестали ходить на ее спектакли, и резко сменила возрастной диапазон. Сыграла Марью Александровну в «Дядюшкином сне», Раневскую в «Вишневом саде», Софью в «Зыковых», жену во «Все кончено» Эдварда Олби. Тем паче что одна из особенностей актрисы оставалась у зрителей в цене независимо от ее возраста. Это, конечно же, голос -- редкого тембра, высокий, магический. Он вызывал восхищение у всех, кто застал Бабанову на сцене. В пору современниковского «шептального реализма» говорить так романтически-звонко, как Бабанова, считалось почти неприличным, но великая актриса -- кстати, с актерами и актрисами «Современника» очень дружившая -- могла позволить себе оставаться раритетом. На нее ходили, словно в оперный театр, -- услышать, как она своим вышедшим из моды голосом споет знаменитый романс в арбузовской «Тане» или зажигательную испанскую песню в «Собаке на сене». С возрастом Бабанова быстро дурнела, но голос оставался прежним -- «хрустальным», и неудивительно, что ее последними знаменитыми ролями стали роли в радиоспектаклях. А на ее «Маленьком принце» и вовсе выросли целые поколения радиослушателей.

Иногда казалось, что именно музыкальные, а не театральные законы -- у Бабановой был, кстати, абсолютный слух -- определили ее существование на сцене. Верная этим законам, Бабанова не особенно надеялась на режиссеров. Она была актриса самоигральная и все свои роли предпочитала выстраивать без постороннего вмешательства. Кроме Мейерхольда (она не могла и по-актерски, и по-женски простить ему своего изгнания из театра, но за всю жизнь не сказала о нем публично ни одного плохого слова), в ее жизни был лишь один режиссер, в которого она поверила безраздельно, -- Анатолий Васильев. С ним она начинала делать «О, счастливые дни» Беккета, с ним же сделала прекрасный радиоспектакль «Портрет Дориана Грея», где ее партнером стал другой великий, но совсем не похожий на нее артист -- Иннокентий Смоктуновский. Вообще-то это отдельный и чрезвычайно интересный сюжет, как актриса, начинавшая у отчаянного авангардиста, в конце жизни примкнула к режиссеру, в то время свято исповедовавшему принципы Станиславского, но в среде театральных стариков почитавшегося человеком сложным и заумным. Впрочем, Бабанова всегда слыла человеком открытым и незашоренным. А со стариками ей было вообще не по пути. Вечной травести не положено стареть.