Уже примерно год как ясно, что Большой театр и его главный дирижер недовольны друг другом. Не слишком громко, но все же активно публика обсуждала и предполагаемый уход Александра Ведерникова, а также его возможных преемников. Сам г-н Ведерников тем не менее первым объявил о своем решении уйти. Причем его интервью с подробно изложенными претензиями в адрес не только администрации театра, но и всей театральной системы в целом появилось в прессе тогда, когда и он, и Большой театр уже были на гастролях в миланском «Ла Скала». Где они и пребывают сейчас, по всей видимости, с чувством облегчения от того, что давно уже возникшее напряжение так или иначе разрядилось.

В Москву театр вернется с вакансией на одну из главных должностей, однако заполнять ее Большой в ближайшие годы не собирается. К уходу Ведерникова подготовлен список по крайней мере из пяти дирижеров, с которыми согласованы дальнейшие действия театра, планирующего обойтись без главного дирижера и музыкального руководителя, приняв на вооружение систему «приглашенных дирижеров», какая действует, к примеру, в Парижской опере. В этом списке -- Василий Синайский, Александр Лазарев, Теодор Курентзис, Кирилл Петренко, Владимир Юровский. Перечень выглядит достаточно солидно и даже амбициозно, а намерения театра звучат как прогрессивно-обновленческие.

Вообще же в этой истории ни одна из сторон не выглядит консервативной.

Собственно, суть взаимных претензий Александра Ведерникова и театра можно свести к недостаточности и неполноте усилий по выведению Большого из той трясины, в которой он оказался к началу 2000-х, и той невнятной ситуации, которая сложилась потом. Причем Ведерников не персонально, но все же прозрачно обвиняет администрацию в недостаточно активном «административном» перелопачивании системы. Дирекция же в свою очередь, по всей вероятности, на каком-то этапе оказалась не вполне удовлетворена степенью прогрессивного блеска и убедительности художественных достижений своего главного дирижера.

Действительно, Александр Ведерников по количеству громких успехов не смог составить конкуренцию питерскому визави Валерию Гергиеву. Манера Ведерникова (не только дирижерская, но и шире -- художественная) вообще принципиально другая. Он зарекомендовал себя как в высшей степени грамотный, добросовестный, аккуратный, с отменным вкусом и интересными взглядами музыкант, бережный и дотошный. Однако, весьма вероятно, в работе ему не хватило харизмы и воли, чтобы построить внятную художественную стратегию. Такую, при которой чересполосица удачных и не слишком спектаклей (какая, к слову, имеет место не только в этом театре) не выглядела бы откровенной и талантливо сделанные работы не перечеркивались бы провалами.

Тем не менее за восемь лет работы Ведерникова Большой театр перестал быть сундуком, наполненным ветхими историческими спектаклями и одиозными, не влезающими ни в какой формат и ни в какие ворота новинками. В театре появилась жизнь, пришли новые, яркие солисты, одновременно, впрочем, некоторые и ушли.

При Ведерникове появились филармонические абонементы в Большом и Малом залах Консерватории, где оркестр, хор и солисты театра зажили самостоятельной, отдельной от репертуарных постановок и художественно-нетривиальной жизнью, что правильно и необходимо творческим силам театра, как воздух.

В самом театре были не просто удачные с музыкальной точки зрения спектакли, но именно интересно и даже принципиально по-новому подготовленные работы (например, «Адриенна Лекуврер», «Турандот», «Мадам Баттерфляй»). Но постепенно успехи и полууспехи (такие как «Дети Розенталя», «Война и мир») в отсутствие мощной стратегии, поддержанной не только ярким талантом, но и пиаром, стали выглядеть слабо, а провалы начали казаться тенденцией.

Вообще, оказавшись во главе утопающей в болоте машины-музея, да еще в ситуации, осложненной конкуренцией с бодрыми питерскими коллегами, Александр Ведерников, с его на самом деле специфической художественной манерой (во многом исполненной по определению не эффектного исследовательского пафоса), -- оказался недостаточно универсален и громок для громкого бренда. Однако в том, что машина-музей перестала откровенно тонуть, стала по сути во многом другой и активно решает куда ей дальше ехать, безусловно огромная доля стараний теперь уже бывшего главного дирижера театра.