Мэтью Боурн не ставил спектаклей три года. Его компания New adventures возила по миру сделанное еще в прошлом веке «мужское» «Лебединое озеро» (доехали наконец и до Москвы, более чем через десять лет после премьеры), выдержанное в ядовито-диснеевских тонах «Щелкунчика» (герои живут в приюте, счастье им грезится в расцветках омерзительных леденцов), удивительно тонкую, английскую, как Тауэр или Шерлок Холмс, «Пьесу без слов» (слава Чеховскому фестивалю -- она тоже побывала у нас). Теперь он выпустил премьеру на Эдинбургском фестивале, и в Шотландию съехались балетоманы со всего мира. «Дориан Грей» был сочинен на специально написанную для спектакля музыку Терри Девиса. Музыка эта полна дискотечного драйва; слышнее всего в ней гитары и барабаны.

Историю Оскара Уайльда Боурн перенес в наше время. Главный герой (роль досталась Ричарду Винзору, никакой манерности, никаких тонких линий --мускулы, фигура атлета) стал фотомоделью, художник Бэзил Холуорд (Аарон Силлис) --знаменитым фэшн-фотографом, а лорд Генри волею Боурна превратился в леди Г., хозяйку рекламного агентства (Майчела Меацца).

Спектакль начинается с увертюры... к «Спящей красавице». Во всю мощь в фонограмме гремит Чайковский, а на широкой кровати посреди сцены спит человек. Вот он просыпается... и в самый патетический момент прихлопывает рукой будильник. «Красавица» обрывается, будто ее и не было. Ну да, это такой звонок.

Публика будет еще много смеяться, собенно в первом акте. Когда Дориан (приглашенный для обслуживания вечеринки в агентстве официант) то и дело попадается на пути хозяйке агентства и фотографу. Когда, добившись внимания Холуорда, рухнет с ним в отчаянный и откровенный дуэт, где щелчки камеры хронометрируют этапы раздевания и изменения лица Дориана --проекции «снимков» тут же возникают на стенах. Когда на героя заработает имидж-команда, что выдаст ему все --от улыбки до отличного костюма. И когда с колосников спустится рекламный плакат --голый по грудь Дориан «продает» парфюм «Бессмертный».

Режиссеры делятся на две категории --одни делают спектакли, после которых можно говорить о трактовках, версиях, вариантах. Сравнивать их спектакли с постановками других режиссеров. А бывает (очень редко), что, посмотрев спектакль, понимаешь --«тема закрыта». То, что было до, -- история и архив. А после ничего лучше -- точнее -- не будет.

То есть, конечно, пройдет время, кто-нибудь сочинит что-то еще, но сейчас ощущение этапа, конца одной эпохи и начала новой. Так было с боурновским «Лебединым» -- после него невозможно смотреть старинные классические версии. Потому что в голове другие сцены, куда точнее соответствующие музыке.

Так и с «Дорианом Греем». После спектакля очевидно: да, конечно, фотомодель. И конечно же вся история о влюбленности в Сибилу Вэйн по интенсивности, по накалу мгновенного чувства и жесточайшего разочарования -- это балетная, а не «драматическая» история.

В романе Уайльда Дориан влюбляется в юную актрису, игравшую Джульетту, она так трогательна, так искренна, так хороша. Но театральная правда имеет мало общего с правдой жизни -- когда девушка отвечает ему взаимностью и начинает шекспировскими словами говорить со сцены о своем безыскусном чувстве, Дориан чувствует себя оскорбленным, унижено его чувство прекрасного. В спектакле Дориан впервые оказывается в балетном театре и замирает, когда по сцене пробегает Ромео. Развевающийся плащ, возвышенно-томный жест, неземное создание -- все, Дориан пропал, он бросает свою спутницу леди Г. и отправляется дежурить у служебного входа.

Бросать начальницу не стоило -- Грей давно не только сотрудник, но и ее любовник (сценка, когда мадам предлагает герою приступить к немедленным действиям, одна из самых забавных в спектакле: герой хлопает глазами и пятится, он не готов к такому счастью). Но Дориану все равно -- он влюблен. Или думает, что влюблен.

Потому что неземное создание мгновенно его разочаровывает. Это на сцене -- принц, Ромео, нега и греза. В реальности -- зацикленность на себе (Боурн хорошо знает балетных), манера садиться посреди толпы гостей на шпагат и в миг любовного дуэта деловито тянуть подъем и проверять гибкость стопы (отличная роль Кристофера Марни). Разбросанные тапочки, суета, истеричность -- визит в реальный мир озлобляет Дориана до жестокости. И когда любовник перебирает с наркотой, Дориан, сначала кинувшийся к телефону, вдруг оставляет трубку и просто смотрит, как корчится в судорогах танцовщик, пока не затихает совсем (тут, надо сказать, никакой жалости ни к персонажу, ни к зрителям -- смерть от передозы сделана с жесткостью санпросвета).

Второй акт -- история падения, история путешествия в ад. (Вполне земной -- спектакль Боурна обходится без инфернальной составляющей.) Дориан тоже увлекается препаратами для расширения сознания и как результат везде видит своего двойника. Тот танцует рядом с ним в ночном клубе для VIP-персон и смотрится в соседнее зеркало (оба зеркала покрыты трещинами, словно по ним въехали кулаком). Фантасмагория серийных убийств -- мелькающие девицы, которых душит Дориан; делает это он так быстро, что и сам не успевает запомнить их лиц (а зритель и пересчитать не успевает -- вот одна просто вывалилась из центральной двери, другую утаскивают в дверь боковую). Убийство Бэзила Холуорда, потому что тот, стараясь восстановить связь с Дорианом, начинает вновь его снимать, так, как снимал при первом дуэте. Но Дориан уже не тот, Дориану страшно оказаться под таким пристальным и точным взглядом, он закрывает голову руками, бьется под щелкающей камерой так, будто его бьют ногами. Убийство выглядит почти самозащитой -- Грей опускает на голову фотографа его же тяжеленную камеру. И финальное убийство -- самоубийство: герой душит своего двойника и падает бездыханным.

Теперь он по-настоящему бессмертен и навсегда юн: в фотографиях примчавшихся репортеров. Опередившая их хозяйка агентства отмывает с подопечного, что более не принесет неприятностей, кровь его жертв и только после этого запускает журналистов.

Чеховский фестиваль обещает привезти спектакль в будущем году в Москву. Остается надеяться, что дирекция не заломит безумные цены и посмотреть «Дориана Грея» смогут все желающие. В Эдинбурге же отличный билет в партер можно было купить за 30 фунтов (чуть менее 1500 руб.), а место в первом ряду первого яруса, откуда отлично все видно, -- за сумму втрое меньше.