Малый театр Вильнюса, за шесть дней гастролей показавший пять спектаклей, покинул Москву. Точно так же, как военные покинули губернский город в чеховской пьесе. Впрочем, поставленные Римасом Туминасом «Три сестры» не о прощании и не о крушении надежд. Ностальгии об ушедшем времени у ученика Эфроса тоже нет.

Туминасовские «Три сестры» -- поэма о стойкости тех, кто не ушел, о тех, кто борется. И в самой лермонтовской цитате как будто слышится режиссерский глас (недаром лучший из спектаклей Туминаса -- «Маскарад»). Как положено, декламирует стихи («А он, мятежный, просит бури») Соленый -- и не так уж он здесь несносен. Почтительно признается Ирине в любви и без угрозы, по-мужски обещает убрать счастливых соперников. Когда приходит время дуэли, то слова Чебутыкина «Одним бароном больше, одним меньше -- не все ли равно?» звучат спокойным оправданием поступка Соленого. Действительно, Тузенбах убит на честной дуэли. Режиссер выбирает сильного: Соленый -- уверен, Тузенбах -- мягок, сестры -- тверды, Андрей -- слаб. Даже Наташа лишена пошлости и быта, просто скороговорчива.

В одном из интервью Туминас сказал, что ему достаточно огня, воды и земли, чтобы сделать спектакль. Для метафорического спектакля «В ожидании Годо» -- достаточно. В «Сестрах» у него нет ни воды, ни огня, ни камней, лишь затянутая в черное сцена с квадратным помостом и стулья с чемоданами -- в первые минуты казалось, что где-то все это уже было. Но конкретный чеховский текст Туминас буквально распыляет в музыке и ритме. Каждая сцена расписана чуть ли не по тактам. И чутким музыкальным персонажем оказывается несостоявшийся муж, Тузенбах; он даже однажды соберет всех в один оркестр и продирижирует им -- может быть, в самой пленительной сцене спектакля. А все носятся, кричат, уходят и приходят -- в этом круговорот жизни. На сей раз без полутонов, либо все, либо ничего.

Чего стоит хлыст в руках Ирины (Эльжбета Латенайте)! Девчонка, мечтающая о любви и настоящей жизни, с остервенелым взглядом погоняет взрослых, как лошадей на арене цирка. Запоминается не что она произносит, а как. Ее монологи -- смелые пластические этюды. Сцена признания Тузенбаха, который впился в горло Ирине, видимо, в поисках «потерянного ключа от дорогого рояля», выглядит балетным дуэтом. Вершинин выражает свою радость от встречи с сестрами крепким похлопыванием по хрупким плечам. Между ним и Машей в миг объяснения встает как преграда подушка. Маша (Валда Бичкуте), похожая на высыхающее дерево, из которого на глазах выходят соки, вдруг однажды улыбается, обвивается вокруг Вершинина.

Сцена с резвящимися на снегу военными, безусловно, самая красивая в спектакле. Белый цвет особо любим Туминасом -- вспомним «Маскарад». В ход идут подушки (и та, что была у Маши с Вершининым), из них лепят снеговиков, строят пирамидки; белый цвет рубах на белой простыне -- своего рода белый мятеж. А ведь три сестры для Туминаса и есть олицетворение мятежной силы, в финале они все сильнее и сильнее раскачиваются в унисон, захватывая пространство. Остаются ждать новых бурь, чтобы преодолевать и их. Каждая на своем месте, а вместе -- как стихия. И для этого им не нужна столица.

Посмотреть Туминаса, однако, пришла вся Москва.