Если соберетесь на эту выставку, приготовьтесь к тому, что все привычные категории прекрасного подвергнутся ревизии, все шкалы вкуса будут сбиты. Вторая выставка цикла «Королевские и императорские сокровищницы в Кремле» (подробнее о нем см. «Время новостей» от 15 августа) отстоит от первой, посвященной вазам и сосудам собрания короля-солнца Людовика XIV, как Босх от Боттичелли. Экстравагантные германские правители XVI -- начала XVII века эрцгерцог Фердинанд Тирольский и император Рудольф II творили свой театр мироздания, руководствуясь очень и очень небанальными для нас принципами. Мудрой простоте и благородным пропорциям предметов античности, Ренессанса они предпочитали сформулированный братом Фердинанда императором Максимилианом II критерий: «Чем более редкое, тем лучше!» На трон человеческих эмоций и желаний было возведено любопытство, curiositas. А среди пяти органов чувств королевой было выбрано зрение. Сокровища, прециозы свозились в кунсткамеры правителей со всех стран мира. Они классифицировались по назначению и отправлялись в тот или иной кабинет, сундук, шкафчик, клались на воображаемую «полочку мироздания». Ведь магические, ритуальные функции предметов ценились не меньше эстетических качеств. А связь коллекций кунсткамер с модными при дворах габсбургских правителей алхимическими, астрологическими занятиями была ой как сильна.

Рассматриваем причудливые предметы пятивековой давности. Вот готическая серебряная подставка с «букетом» острых акульих зубов (индикатор яда). Вот сделанная в Гуджарате или Центральной Америке фляга в форме сердца из тончайше обработанного черепашьего панциря с магическим орнаментом и цветом кровяных телец под микроскопом. Вот кубок из рога носорога с рогатой крышкой из клыков кабана-бородавочника (основания как крышки, так и кубка кишат инсектными тварями -- от пауков до скорпионов, все из драгметаллов). Смакуешь глазом каждую деталь и вдруг ловишь себя на том, что разумно рассказать о своих впечатлениях не можешь. Язык способен лишь цокнуть что-то такое маньеристическое, в духе инкрустированной перламутром непонятно где начавшейся и куда бегущей золотой волны-спирали гарнитура рукомойного. Слово бессловесное -- форма бесформенная. Все подбираемые эпитеты нечаянно оказываются приторно-притворной жутью, как проступающие на кубках и вазах то здесь то там маскароны-гримасы. Чего обещают, что сулят -- никак не поймешь. Ведь само слово «курьез» для нас резонирует разными, взаимоисключающими оттенками значений.

И вот на уровне подсознания, как это ни парадоксально, выставка воспринимается правильным отражением какого-то глобального сбоя программы в психологии человека современного, какой-то присущей нам образной дислексии, отражением какой-то ощерившейся именно сейчас зловещей гримасы, которая до поры до времени не угадывалась за драгоценной инкрустацией цивилизации и культуры. Буквально тот же образ: бородавочник в золотой оправе. Так что не согласен я с уважаемым автором каталожной статьи, профессором Михаилом Соколовым, считающим, что мир кунсткамер далек-предалек от пост- и постпостмодерна, от акул Дамиена Херста и монстров Мэтью Барни. Страшно близок!