Все подходы к залу, где шел суд, -- лестничные площадки, пролеты, коридоры -- были заполнены демонстративно верующей публикой с молитвенниками, крестами, иконами. Всех входящих-выходящих и просто проходящих мимо по другим делам (суд работал в обычном режиме) мелко и часто крестили -- некоторые воспринимали это как форму общения и крестили в ответ. Пели молитвы, в перерывах ходили вокруг квартала крестным ходом. Странного вида мужчина носил и навязчиво совал в лица ужасного вида фотографию разбитой головы убитого Распутина. В лицо и вслед звучали проклятия и угрозы. Гадости говорили с застывшими на лицах улыбками. В середине процесса защитники пожаловались судье, тот вызвал приставов и «разжигание межнациональной и межрелигиозной розни» в коридорах стало тише. Хотя не прекратилось вовсе до последнего дня -- вашего корреспондента совершенно незнакомые люди обругали сначала как представителя прессы, потом просто как личность. Подсудимые выглядели вызывающе кротко -- как агнцы среди волков, на провокации не поддавались и претензий к публике, среди которой были и погромщики, не высказывали.

В крошечном душном зале не хватало места -- первый, «привилегированный» ряд отдан был подсудимым, за остальные места бились довольно агрессивно. На общем фоне (в художественных и религиозных кругах одеваются довольно скромно) выделялись яркие синие форменные костюмы прокуроров с предельно укороченными юбками и миролюбивый художник Герман Виноградов. В начале процесса одетый просто пестро, как птица феникс, к концу с целью повышения общей толерантности окружающей среды он стал носить атрибуты разных религий. В зале суда задавали вопросы об искусстве, современном искусстве, концептуальном искусстве. Судья периодически напоминал, что зал суда не место для семинаров. Трудные слова «перформанс», «концепция», «концептуальный» употребляли не очень к месту, зато часто и без запинки.. Иногда казалось, что судят современное искусство, -- именно в его адрес звучало большинство свидетельств и претензий, в основном от тех, кто на выставки не ходит вообще или, как эксперт Энеева, с 1993 года. Претензии были как по части материальной (не те техники используют, плохо делают), так и духовной. Заседание периодически напоминало театр абсурда или плохо подготовленный спектакль -- на странные вопросы следовали еще более странные ответы. Выставку кроме художников и погромщиков мало кто видел, тем не менее многочисленные «письма трудящихся» свидетельствовали о многочисленных душевных травмах с материальными последствиями, которые им были нанесены самим фактом ее существования. Зачитывались записки игуменов, монахов, архимандритов о том, что экспонаты выставки имели религиозное и культовое значение. Судья разрешил вести аудиозапись -- на сайте Сахаровского центра можно увидеть расшифровки допросов свидетелей и экспертов. Постоянно присутствовавшие в зале суда общественный защитник Евгений Ихлов и подсудимая Анна Михальчук вели хроники процесса, которые дают некоторое представление о том, что происходило в залах суда и на подходах к нему.